Назад к истокам – назад к Христу

Наш потерявшийся мир для самопонимания и ориентации нуждается в точке опоры и точке отсчета. Без соотнесения с первоначалом мышление блуждает по замкнутому кругу внутри себя же или становится легкой добычей стихий. Не имея общей основы, религии и культуры начинают «войну всех против всех» или медленно умирают во взаимном безразличии

Материалы Второй конференции"Реформация vs Революция", 3-4 ноября, 2011 г.
Также с материалами конференции можно познакомиться здесь 
 
"Ибо никто не может положить другого основания,
кроме положенного, которое есть Иисус Христос"
(1 Кор. 3:11)

Вопрос о первоначалах, первоистоках, первооснованиях христианства – вопрос теолого-философский, из разряда общезначимых, над которыми бились лучшие умы человечества, и религиозные, и безрелигиозные. Бились – но практически почти безуспешно, ибо находили лишь частные, ситуативные ответы, проблема в целом так и осталась нерешенной. Решение не найдено, и поэтому сегодня мы, современные люди, столь остро переживаем нынешнюю безосновность мира и жизни в миру, постмодернистский провал в зияющую пустоту, едва прикрытую остатками метанарраций.

Даже для мыслителей христианских основание до сих пор остается малоосмысленной темой, иначе не горевали бы мы так скорбно по поводу утраты своих традиций и помнили бы о личностной основе  всего сущего – о Христе как первоосновании.

Сегодняшняя работа по восстановлению оснований требует небывалого мужества, необходимого, чтобы продолжать подъем при общем спаде, плыть против течения, быть вопреки. Но именно такое мужество видится в заявлении Лютера: "На сем стою и не могу иначе, да поможет мне Бог".

Во времена первых реформаторов столкнулись два основания – католическая традиция Рима и "только Христос" одинокого Лютера. Сегодня, в век безосновности, беспочвенности, нужно доказывать не только крепость основания, но его возможность и действительность. Мир не знает веры, а Церковь почти не помнит Христа. Возникает вопрос о крепком основании, на котором могут стоять современная Церковь и каждый христианин, и на которое смогут опереться люди внецерковные, ищущие "истину и жизнь".

"Когда разрушены основания, что сделает праведник?" (Пс 10:3) – это вопрос безответный. Но это вопрос – освобождающий от сосредоточенности на себе, и потому спасительный.

У Церкви больше нет оснований собственных, но у нее есть гораздо большее – Христос, почти забытый, почти неизвестный, но живой и всесильный. Тщета наличествующего и богатство скрытого – то, что всегда удивляет наблюдающих за историей Церкви. И только Сам Христос – единственное и достаточное условие ее выживания и победы.

Восстановление оснований возможно как возвращение к истокам, а возвращение к истокам – это возвращение не в раннее христианство, а к Самому Христу.

Евангельское христианство делает акцент не на возвращении к самой Церкви в ее "начальном", "чистом", "лучшем" виде, а на возвращении к первооснованиям Церкви, и в этом – его принципиальное отличие от христианства исторического.

В то время как одни призывают вернуться "назад к отцам", а другие к святому Фоме Аквинскому, евангельские протестанты не собираются возвращаться к своим немногочисленным авторитетам – ни к Лютеру, ни к апостолу Павлу. Основанием евангельского христианства является – не меньше и не больше – Сам Христос.

Не меньше, потому что предполагает радикализм и бескомпромиссность всего, целостного Евангелия креста и славы, смерти и воскресения, служения и награды. Не больше, потому что не терпит человеческих редакций и дополнений.

Что значит Христос как основание для современного христианства? С какими решениями связано возвращение к Нему как к собственной основе Церкви, к чему эта вновь обретенная связь (ре-лигия), это обновленное, исправленное отношение (ре-формация) обязывают?

Открывая Христа, христиане говорят не столько о своей Церкви, сколько о Нем. Христос не ограничен церковной оградой. Он – между Афинами и Иерусалимом, Он – и в Афинах, и в Иерусалиме. Он открывает Себя внутри любой христианской традиции, Он же действует в нехристианском и постхристианском мире. Христоцентричное мышление свободно от привязки к точкам или зонам эпифании, оно способно видеть Христа всюду; везде замечает следы Его присутствия и действия.

Во Христе христиане свободны не только от мира, но и от Церкви, которая слишком близка к миру, чтобы не впитать его властные амбиции. Христос ей не принадлежит – она принадлежит Христу. Христос – Судия мира, но Он же – Судия Церкви.

Он поддерживает жизнь мира, и поэтому мир, может, и не "весьма хорош", но все же хорош.

Воплощение Христа – тайна однажды и навсегда свершенной спасительной связи Божьей жизни с человеческой реальностью. Вдумываясь в истину Боговоплощения, больше нельзя судить человека, ему можно лишь сочувствовать и помогать. 

Христос – не какие-то крохи, что только и остались у христиан. Он не остаток, но полнота. Он то, что должно быть еще раскрыто.

Протестантский принцип "только Христос" означает не последнее, а первое, то, с чего все начинается. Он – начало, дверь, исток. Обычно думают так: "Ничего и никого больше нет, только Христос". Подлинно христианское мышление следует другим путем: "Только Христос открывает все, дает все, делает возможным все. Только Христос, а через Него – все".

Христиане вспоминают Христа чаще всего в момент пустоты, когда от себя больше сказать нечего. И тогда неудобное молчание изгоняют словами о Христе или ко Христу. Но Христос – не конец разговора. Нельзя использовать Его Святое Имя в качестве покрова нашей внутренней пустоты. Христос – начало, неиссякаемый источник, из которого пустота человеческого разговора о вере и Боге вдруг с избытком заполняется смыслом.

 "Только Христос" – руководство к христианскому мышлению во всех случаях жизни, но такое, которое не стесняет инициативу и творчество мыслящего и действующего человека. Это руководство не содержит прямых указаний и строгой регламентации для личной и социальной жизни или научного исследования. Возможность в полной мере состояться – то есть, возрастать через верные и неверные решения, учиться самостоятельности и ответственной свободе – дает человеку Христос.

Принцип "Только Христос" вместо прямого руководства дает нам Его ум, Его образ мышления, "ум Христов". Дальше мы будем говорить о том, что это за ум, и как он работает.

Апостол Павел пишет об "уме Христовом" не как о совершенно другом способе мышления, но как о полноте возможностей человеческого мышления. "Душевный человек не принимает того, что от Духа Божия, потому что он почитает это безумием; и не может разуметь, потому что о сем надобно судить духовно. Но духовный судит о всем, а о нем судить никто не может. Ибо кто познал ум Господень, чтобы мог судить его? А мы имеем ум Христов" (1 Кор 2:14-16).

В современном русском переводе (РБО, "Радостная Весть", 2011) "душевный человек" назван "природным", т.е. не обладающим духом, бездуховным. "Ум Христов" активируется в человеке тогда, когда в "природном" поселяется дух Божий, когда телесно-душевное одухотворяется. Без "ума Христова" мышление человека "природного" может развиваться сколь угодно, но лишь в плоскости природного же, выйти на другой уровень оно не может, оно плоскостно, необъемно.

"Ум Христов" применим не только к сфере духовной, но может судить "о всем". "Ум Христов" – новое качество ума, недостижимое для человека вне общения с Богом, вне Его присутствия. "Ум Христов" – восстановленный ум человека, проснувшийся и просвещенный, исцеленный после грехопадения и духовных болезней. Это Божье начало, бывшее в человеке при сотворении, но затем поврежденное. Это не противостоящее начало, но внутреннее, действующее внутри человеческого разума и преображающее его.

В приведенном выше отрывке апостол говорит о такой способности суждения, которая предполагает ясное различение добра и зла и отчетливое разграничение духовного и душевного. Такая способность сегодня редкость не только в мире, но и в Церкви.

Ясность и глубину суждений люди с плоскостным мышлением называют безумием и отказывают другим в праве мыслить христоцентрично, духовно.

Мир пока еще позволяет христианам некое свободомыслие – но только в той же самой душевной плоскости, в которой теплится его собственное мышление. Но никаких ясных суждений, рожденных Духом, мир сей от последователей Христа не ожидает – и не допустит.

Различение и суждение, ясность и трезвость мысли "о всем", а не только о земном и вещном, связаны с порядком духовным.

 "Ум Христов" пробуждает все способности ума человеческого и призывает использовать их во всей полноте возможностей и ответственности. Однако, обращаясь ко Христу с вопросами о кальвинистско-арминианских спорах, участии христиан в политике, продолжительности дней творения и других "злободневных" проблемах, ответов мы, скорее всего, не получим. 

В Евангелиях Христос отвечал на вопросы всегда – но отвечал не так, как желали люди. Отказываясь от прямых ответов, Он подчеркивал личную ответственность каждого человека за конкретные решения, но при этом давал спрашивающим фундаментальные принципы принятия решений. Евангелия содержат немало примеров, иллюстрирующих этот подход Господа:

"Некто из народа сказал Ему: Учитель! Скажи брату моему, чтобы он разделил со мною наследство. Он же сказал человеку тому: кто поставил Меня судить или делить вас? При этом сказал им: смотрите, берегитесь любостяжания, ибо жизнь человека не зависит от изобилия его имения" (Лук 12:13-15); 

"Посылают к Нему некоторых из фарисеев и иродиан, чтобы уловить Его в слове. Они же, придя, говорят Ему: Учитель! Мы знаем, что Ты справедлив и не заботишься об угождении кому-либо, ибо не смотришь ни на какое лице, но истинно пути Божию учишь. Позволительно ли давать подать кесарю или нет? Давать ли нам или не давать? Но Он, зная их лицемерие, сказал им: что искушаете Меня? Принесите Мне динарий, чтобы Мне видеть его. Они принесли. Тогда говорит им: чье это изображение и надпись? Они сказали Ему: кесаревы. Иисус сказал им в ответ: отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу. И дивились Ему" (Мк 12:13-17).

Иметь ум Христов – не означает жить под диктовку свыше, но означает  развивать просветленный и углубленный, чутко прислушивающийся и благоговейный разум. Христианин не обнаруживает в своем уме готовых ответов, не находит решений, которые проникают к нему в голову откуда-то извне и затем существуют там в сформированном виде. Ум Христов не заменяет ум человеческий, но просвещает его и дополняет собой так, что не только христианская жизнь, но и христианское мышление становятся соборными. О таком мышлении в народе говорили "ума палата", т.е. здесь мышление не эгоцентричное, а синергичное; здесь думает не обособленная единица, а палата мудрецов, целая дума.

 Иметь "ум Христов" значит быть более похожим на Него, чем на образ мира,   быть "не от мира сего", быть иным. Эпоха религиозной свободы поставила перед протестантами, привыкшими за время советских гонений носить на себе ярлык абсолютных чужаков, трудную задачу: стать близкими со вчерашними гонителями и даже похожими на них, найти общее с постсоветским социумом. Дистанция между миром и церквями "прогрессивными" постепенно исчезает, у церквей традиционных она сохраняется неизменной. Сложность для первых в том, как при тесной близости удержать инаковость. Сложность для вторых в том, как, будучи иными, не быть чужими. Сегодня эти крайности очевидны: отчуждение от мира, когда не о чем говорить, и языки друг друга непереводимы; и ассимиляция в мире, когда все одинаково, все заключено внутрь одного и того же порядка, в котором "ни церковь, ни кабак, ничего не свято".

Слишком похожи и слишком не похожи – одинаково плохо. В одном случае слушать неинтересно, в другом – непонятно. Ум Христов выделяет христиан, но не как инопланетян среди землян, а как настоящих землян среди землян, забывших свое происхождение, образ, призвание.

Открыть уникальную особенность своего мышления – важная задача, без выполнения которой христианину невозможно полноценно идентифицировать себя во Христе. Не менее важно поставить это особое мышление на службу людям, ибо только так христиане смогут идти по пути духовного возрастания, все отчетливее выявляя в себе образ Божий и уподобляясь Христу. Более того, только так они сумеют выполнить свое предназначение, свою миссию в этом мире.

Что означает иметь ум Христов применительно к современным социально-политическим дискуссиям? Должны ли мы быть националистами или глобалистами, демократами или монархистами, индивидуалистами или коллективистами? Какой представляется уму Христову современная культура, и видит ли он возможности христианского участия в ней?

Ум Христов учит в отношении человеческих порядков быть спокойными пессимистами, а относительно конечного торжества Божьего Царства – неисправимыми оптимистами. Христиане пережили не одну империю, ощутили на себе благо просвещенной монархии и зло неограниченной власти, свободу демократии и ее саморазрушение, энтузиазм участия и горечь разочарования от своих избранников. Ум Христов предполагает ответственность за христианское присутствие и служение внутри любого порядка, общественного устройства, но также и за свободу от него, несовпадение с ним.

В науке и культуре "ум Христов" учит видеть постоянное Божье присутствие, иногда вопреки Церкви и ее представлениям о том, где и когда должен действовать Бог. Христос не обещал быть только в Церкви, поэтому Он продолжает Свою работу, как и где Ему угодно, порой и вне церковной ограды.

Реформаторский принцип "только Христос" звучит радостной вестью, евангелием для самой Церкви, а не только для мира.

В то время как в постисторическом мире (при обилии исторических, уже некому не нужных богатств) Церковь переживает свои неудачи и свою бедность, ее сокровища обнаруживаются не внутри, а снаружи. Христос ожидает не церковного восстановления, но восстановления связи с Ним, возвращения Церкви к Нему.

И пока мир все еще переживает разочарование Церковью и церковным образом Христа, а Церковь пытается этот образ восстановить, обращаясь к собственной истории, живой Христос встречает ищущих и вопрошающих всюду – и в пустеющем храме, и за церковной оградой.

"Только Христос" – радикальный вызов для Церкви: отказаться от своего привычного образа веры и встретиться лицом к лицу с объектом веры, Воскресшим Христом, а не персонажем чужих рассказов. "Только Христос" открывает возможность подлинно христианского мышления, сочетая тварный ум человека и дарованный свыше "ум Христов", освобождая мысль от узко религиозных стереотипов и безгранично расширяя ее возможности для преображения себя и мира в образ Божий. 

***

Евангельские церкви исповедуют христоцентричность жизни, понимая под этим господство Христа во всех сферах жизни. Но тогда что такое христоцентричность мышления? Это причастность мышления жизни Христовой, т.е. всей полноте жизни, собранной вокруг Христа.

Христос – не такой центр, связь с которым слабеет по мере удаления от него. Христос – центр, который везде. Он не только Альфа, но и Омега.

Христоцентричность мышления предполагает постоянное соотнесение с Господом как с Началом и Центром, но одновременно и спокойное осознание Его присутствия вот здесь, как и везде. Иными словами, мысль каждый раз как бы возвращается к Началу, соотносится с ним, и в том же время пребывает в нем, поскольку возможна только в нем и посредством него. Христоцентричная мысль исходит из фактичности присутствия Христа и в Христе, а затем разворачивается, строится, мыслится (мыслит себя), но в этом движении вовне постоянно сопрягается с началом движения, с его исходной точкой.  

Христоцентричность указывает не только на место Христа в нашем мышлении, но и на способ мышления, возможный по аналогии с Воплощением, с инкарнационной моделью отношений между вечным и временным, Божеским и человеческим, духовным и материальным.

Христоцентричное мышление жизнеутверждающе и Богочеловечно, оно смиренно принимает то, что Бог уже сделал в Своем Богочеловечестве. Тайна этой явленной связи, тайна Христова присутствия в центре всего осваивается во всех движениях мысли, освящая их собой.  

Во Христе все примирено и оправдано, все разделения преодолены, отчуждение устранено, так что субъект не противостоит объекту и другому субъекту, но призывается к связи с ними. В христоцентричной модели мышления уместны не категории научного познания, но категории общения, благодарения, служения. Здесь на первый план выходят социальные и психологические аналогии, поскольку основой христоцентричного мышления становится не идея или метод, но живая Личность и отношения с ней.

Всякий акт мысли, исходящий из Христа, Его призывающий и к Нему устремленный, Им благословляется. Тем самым мысль освобождается от страха иномыслия. Тем самым мысль обретает диалогический, соборный и личностный характер.

Христоцентризм – слишком простой способ мышления, чтобы быть ошибочным. В мире нарочитой усложненности, конфликтной раздробленности христоцентризм выглядит спасением от головокружительной множественности, морального релятивизма и личностной потерянности.

Мысль возвращается к изначальной, неиспорченной простоте и спрашивает не о том, "что может быть" и "что стоит дерзнуть попробовать", а о тех очевидностях добра, истины и красоты, которые доступны прозревшему мышлению.

Присутствие Христа в каждом моменте мыследеятельности предполагает благодарность за то, что в Нем уже есть и потеряно больше не будет. Такая благодарность связана с пониманием мысли как дара, как события, что приключается с человеком по милости Божьей, что входит в него свыше.

Мне трудно вывести алгоритм и продумать всю систему христоцентричного мышления, поскольку этот способ мышления принципиально разомкнут. В нем непременно есть простота и цельность внутреннего решения жить и мыслить в присутствии Христовом, при этом благодарно принимая от Него всю сложность дальнейших мыслительных задач и неожиданных откровений.

***

"Назад к истокам" – прекрасный девиз гуманистов, возвращающий средневековую культуру к античным и христианским началам, пересматривающий их непростую взаимосвязь. Реформаторы уточнили этот девиз, указав не на основания исторических традиций, но на первооснову всего, которая едина, единственна и личностна.

Наш потерявшийся мир для самопонимания и ориентации нуждается в точке опоры и точке отсчета. Без соотнесения с первоначалом мышление блуждает по замкнутому кругу внутри себя же или становится легкой добычей стихий. Не имея общей основы, религии и культуры начинают "войну всех против всех" или медленно умирают во взаимном безразличии.

"Только Христос" — тот первопринцип, благодаря которому другие начала, в том числе начала культурных и религиозных традиций, могут предстать иначе, в другом свете, ибо "свет Христов просвещает всех". Не иудео-христианство и не античность, не Иерусалим и не Афины, но Христос выступает "точкой сборки" для разобщенной и конфликтной множественности мира.

Все начала заканчиваются разделением, все истоки дают жизнь своим традициям, Христос же присутствует в начале всего и как начало всего, проявляясь во всем и все преображая. Лишь такой целостный и светлый взгляд на мир идей и жизнь человеческую можно считать подлинно христианским.

Вопросы к докладу М. Черенкова

Вопрос: Solus Christus – это решение в определенном контексте, я вчера про это говорил. А ты кладешь это как первопринцип мышления. Правильно ли я понимаю, что Solus Christus – это отказ от тринитарного мышления?

М. Черенков: Ни в коей степени, ни в коей мере. Мой доклад освещает другую сторону – он отвечает на естественную потребность человека, его мышления в какой-то успокаивающей простоте. Помимо троичности, человек нуждается в едином центре, в том, что собирает. И поэтому здесь, собственно, в догмате мы видим и единство.

Это разные стороны одного и того же. Троичность напрягает мыслительную способность человека. Единство центра успокаивает ее и может служить отправной точкой, из которой затем возникает и преодолевается вот эта сложность дальнейшая. Но я хотел подчеркнуть, что мышление нуждается в этом единстве, в центре, в какой-то исходной точке.

М. Дубровский: Как услышал я: Христос есть основа, с которой мы начинаем мыслить, в присутствии которой мы мыслим и, в общем, к которой мы и устремляемся своей мыслью. Правильно?

Вопрос у меня здесь про методологию, если угодно: правильно ли я понимаю, что при таком построении, в принципе, становится неважным алгоритм сам по себе? То есть, человек любой традиции – античной, научной, в терминологии Сергея Борисовича – может использовать эти форматы, как ему удобнее? Тогда можно говорить о принципиальном универсализме христианского мышления, на что его положить – то есть ты вертикаль вводишь, Христа ставишь в центр – все! Либо все-таки есть принципиальные вещи, которые для христианского мышления свойственны, и их точно нельзя потерять?

М. Черенков: Если ограничиться предыдущей презентацией, то я могу ответить применительно к ней: на мой взгляд, все эти форматы одинаково возможны, да. Я как раз предполагаю этот универсальный, действительно, охват христианского мышления. Если мыслить в присутствии, вблизи Бога, то разные научные алгоритмы – они меняются. Они технически остаются такими же, но они меняют свой характер – характер этико-духовный, – они меняют свою направленность. Иными словами, одна и та же мыслительная техника, если она разворачивается из презумпции Его присутствия, — она применима. Поэтому я сейчас говорю здесь не столько о разных алгоритмах, сколько о двух типах вообще, о двух основах: метафизика присутствия и метафизика отсутствия. И при метафизике присутствия, мне кажется, чуть ли не все становится применимым.

Хотя это, конечно, уже далеко идущий тезис. Надо все-таки говорить предметно. Здесь – очень просто: мифологическое мышление способно открывать в себе Бога, способно Его мыслить, способно осваивать. В том числе, даже христианские теологические тексты, которые возникли уже не в другом формате, а в другую эпоху.

Натурфилософия – тоже может осваивать. И возможны свои варианты здесь.

Вопрос: Я историк. Мой вопрос был задан только что Михаилом Владимировичем, но вот несколько измененная форма. Вопрос был в том, может ли христианское мышление перейти из чисто христианского религиозного в какие-то иные сферы? Такой тезис был задан до этого. Но, раз вы на него уже ответили более-менее, то я спрошу по-другому. Как вы думаете, то состояние, в котором находится сейчас христианское мышление, оно готово для трансляции на другие формы мышления? Или что-то должно измениться, что-то должно быть переосмыслено, доосмыслено? И, если да, то что?

М. Черенков: Готово, безусловно. Что это предполагает? Кстати, — я в отношении к дзен, к восточному мышлению – на мой взгляд, здесь есть тоже своя правда. Не перенимая логику, просто нужно быть открытым к опыту совершенно иной картины мира. Когда мы открываемся этому опыту, мы понимаем, что наше мышление, оставаясь христианским, оно непредсказуемо в своем дальнейшем развитии.

В частности, в чем я это вижу? Сейчас интересное направление в теологии – теоэстетика. Замечательная вещь. Оказывается, вот что: мы раньше истиной занимались, а оказывается, что красота сегодня говорит нам о Боге чуть ли не больше. А это уже немножко другой взгляд. Новые окна открываются в мир, и христианское мышление должно быть способно пользоваться этими окнами. Выглядывать, смотреть, понимать, потому что Бог вообще – Он же не скучный, Он не ограничил нас.

Вопрос: Переход в виде формы или на уровень принципа? Я сейчас слышу, вы говорите про принципы. На уровне принципа можно перейти в другие направления? Вы считаете, что и то, и другое можно перенести, или только что-то одно?

М. Черенков: Я считаю, что христианское мышление может осваивать, по-христиански осваивать, втягивать в свою идеологическую орбиту те способы мышления, которые наиболее актуальны для современного человека. И в этом смысле оно всегда СО-временно, то есть, оно идет со временем, оно развивается, хотя остается в своей личностной основе Христом, христианским, собственно. Может быть, даже Христом и более, чем христианским. И я верю в такую способность, в такую универсальную сверхисторическую способность. Оно не замкнуто в рамках своих форм и своих эпох.

В. Никитин: В ту же точку у меня примитивный вопрос. А если положить в центр Святого Духа или Бога-Отца, это не будет христианским мышлением?

М. Черенков: Христос является тем способом явленности миру, благодаря которому мы, собственно, называемся не просто верующими или людьми Бога, мы называемся христианами. Поэтому как раз в отношении вот этой связки двух реальностей центральным звеном выступает именно Христос. Дух Святой, если угодно, обладает немножко другой функцией. Поэтому центральным местом в связи того и этого, нас с тем, как раз выступает Христос.

В. Никитин: Выступает. Ну, а Те что делают? Зачем они нужны?

М. Черенков: Дух Святой продолжает Его работу, но центральное место… Вообще, при взгляде на историю в христианском богословии оставляется все-таки тайна боговоплощения, спасительной миссии Христа – это центр истории. Его пришествие, Его смерть, Его воскресение… Дальше, когда начнется эпоха Духа Святого, или уже началась, по-разному говорят, но она дальше. А эпоха Бога-Творца, условно, я все это условно, она была, и это конец тринитарного мышления.

Вопрос: Я так трепещу, задавая вопрос, потому что у меня будет в ту же сторону, но мне легко помыслить эту вашу картину вообще без Христа. Понимаете, такая теология без Христа. В общем, известный набор текстов по этому поводу. И когда вы расширяете – Дух – или в моих терминах, теряете спецификацию – то, с моей точки зрения, вы говорите просто гегелевским языком, который имеет претензию охватить все, но уже в таком совершенно секулярном, рациональном варианте, предполагающем, в том числе, рациональный выбор и не нуждающемся в Христе как в какой-то дополнительной спецификации.

Вас спрашивали про конкретные версии – Ипостаси – это была одна растяжка. А для меня вопрос в том, что вообще центральное ядро, которое вы положили, оно перестает быть точкой опоры.

М. Черенков: Все остальные точки опоры, если не рухнули, то рухнут. Все подлежит деконструкции, это неизбежно. И что остается? Остается Христос. И в этом смысле фраза Достоевского, что он предпочел бы остаться со Христом вне истины, для меня вполне понятна, что имеется в виду, что происходит.

М. Дубровский: Сюда же тогда: какой тогда Христос? Это Христос Писания? Христос Евангелия?

М. Черенков: Понятно. Для меня это, безусловно, Христос Писания, но это также Христос, присутствие Которого я пережил.

Е. Переслегина: Михаил, меня глубоко тронул ваш доклад, и я хочу задать вопрос на понимание. Вы предъявили нам очень сильный, на мой взгляд, и важный тезис, что Лютер мыслил так же хорошо, как и верил. В современном мире я вижу такие позиции: есть люди, которые живут так же хорошо, как и верят. Встречались мне люди, которые и делают так же хорошо, как и верят. А вот мыслящие так же хорошо, как и верят – сегодня как это возможно? Все тезисы вашего доклада меня подвели вот к такому вопросу. Может быть, вы знаете ответ?

М. Черенков: Я отвечу так: наверное, тогда, когда это сообщество людей, очень разрозненное, где-то прячущееся, но иногда собирающееся на подобные встречи, все-таки станет неким коллективным субъектом – а Реформация без субъекта не начнется – и вот этот субъект станет новым коллективным Лютером, вот тогда мир увидит этих людей. Пока нет Реформации, нет, значит, этой критической меры хорошей веры и хорошей мысли. То есть, она станет видна там.

У Лютера, мне кажется, тоже этого не было, пришел какой-то момент, когда он к чему-то прозрел. Возможно, он и не мыслил так хорошо. Возможно, ему это просто было подарено. Какая-то внутренняя черта была пройдена, и неожиданно что-то с ним приключилось. Может быть, он сделал все со своей стороны как университетский профессор, как толкователь, как проповедник, но потом у него открылось вот это новое качество, и он смог так мыслить. Я не знаю, что должно произойти.

Но пока этих людей я не вижу на переднем плане. Реформация их проявит, если она случится.

Е. Переслегина: Спасибо, Михаил. Я поняла ваш ответ. Я бы очень хотела адресовать этот вопрос всей этой аудитории, потому что если мы сможем продвинуться в этом направлении – мыслить так же хорошо, как и верить, — то мы, возможно, сможем определить принципы христианского мышления. Потому что это похоже на подход к такому очень качественному тезису. Мы тогда снимем понятие соотнесения с целым, которое утверждает Дима Бахтурин, и я с ним согласна, и соотнесения с Христом. Но нам надо выделить и вычленить эту разницу, тогда вы в вашем прекрасном – спасибо! – докладе, вы окажетесь по-настоящему правы.

М. Черенков: Буквально два слова. Что такое "хорошо" в вере и в мысли? Я просто проясню. Это не означает "безупречно", это не означает "я Лютера не вижу святым человеком", это не означает "я его не вижу гениальным человеком". "Хорошо" – это означает, когда он может делать такие вот головокружительные вещи, а потом говорит: "Все это – ничто. Христос – это мое все".

И вот я подобным образом мыслю. Я могу пояснить свою позицию, но это уже будет более пространный разговор. Может быть, я как богословствующий человек это все поясняю, но для меня сейчас в жизни и в моей экзистенциальной ситуации, и в моих мыслительных ходах Христос является единственным, чем я могу хвалиться.

Хорошо мыслить – это не означает быть гением, святым, это не означает быть безупречным по своим человеческим качествам. Это означает просто быть рядом с Христом и найти в Нем свое все.

И. Митрофанова: Верующий человек изначально, как постулат, принимает, что Бог – Творец мышления и всех методик в том числе. И ты, если я правильно поняла, в докладе обозначаешь не сотворчество мышления Бога и человека, а христианское мышление как нечто отдельное, что пытается постичь Бога. У меня вопрос, как ты рассматриваешь эти вещи? Бог, в конечном счете, с христианской позиции в данном случае, Он, в принципе, будет развивать в человеке мышление, говорить с ним на его методологическом языке, который он уже осваивает, и, в принципе, продвигать его в развитии. Ты разделяешь эти вещи?

М. Черенков: Я не совсем понял вопрос. Я скажу очень короткую схему. Бог сотворил человека, у нас у всех, естественным образом, вложены познавательные способности. Но без, вне присутствия, при метафизике отсутствия, человек просто-напросто не проснулся, это все в нем не раскрыто. Присутствие Христа, открытие Христа в своей жизни – это тот внутренний свет, который активирует сознание, и оно использует полноту всех своих способностей.

И. Митрофанова: Миша, а дай тогда, пожалуйста, просто определение христианского мышления.

М. Черенков: Это человеческое мышление, активированное в присутствии Христа.

И. Митрофанова: Спасибо.

Вопрос: Очень коротко скажу. Начну с того, что мы говорили о различных суевериях. Юм это называл "прилив-отлив веры". У меня такой вопрос, когда мы говорим о вере: а по-вашему, кто действительно верит? Мы, здесь все собравшиеся? Или бабушка в глухой деревне, к которой священник приезжает раз в полгода и которая на вопрос "Кто такой Бог?" отвечает: "Это Николка"? При этом она каждый день молится, и для нее Бог является той действительно предельной экзистенцией, таким вот предельным – ну, я не знаю, это философский язык, наверное, его не очень правильно применять – но Он является таким, действительно, миром, в котором она существует. И мне кажется, что это и показывает, что Христос-то может стоять в центре всего, и в центре любого познания мира, в том числе, и мифологического, в том числе, и научного и так далее. И при этом никакого противоречия внутри этого не будет. Это просто в защиту того, что ты рассказывал.

В. Никитин: Я, слушая ваш текст, на самом деле интересный и важный, каждый раз вздрагивал, когда слышал слово "субъект". Это что, из языка христианского мышления.

М. Черенков: Спасибо за вопрос. Я говорил все-таки о мышлении как универсальной способности человека. Поэтому термин из универсального словаря, не собственно христианского.

В. Никитин: То есть, субъект – это универсальный?

М. Черенков: Универсальный.

 

Об авторе: ихаил Черенков — доктор философских наук, специалист по социальной теологии протестантских церквей, вице-президент фонда "Духовное возрождение"

Актуальная репликаО Русском АрхипелагеПоискКарта сайтаПроектыИзданияАвторыГлоссарийСобытия сайта
Developed by Yar Kravtsov Copyright © 2020 Русский архипелаг. Все права защищены.