Версия для печати

Искать новых русских

Наш шанс в конфликте цивилизаций — стать Америкой XXI века и "переваривать" мигрантов

Идею привлечения мигрантов в экономику Анатолий Вишневский отстаивает с советских времен. Сегодня он еще категоричнее: внятная иммиграционная стратегия для России в XXI веке — вопрос национальной безопасности. Представляем вниманию читателей интервью Анатолья Вишневского журналу "Огонек".

— А почему, Анатолий Григорьевич, вы считаете, что мы должны принимать на ПМЖ весь мир?

— Россия как нельзя хуже вписывается в формирующийся миропорядок, и дело тут в демографии. Смотрите. Население страны сокращается с 1992 года. С 2006-го у нас начнется «болезнь», поразившая Европу и США, — абсолютная убыль трудоспособного населения. Добавьте к этому, что России принадлежит более 15% мировой территории, а ее доля в мировом населении к 2050 году может сократиться до 1%. Чтобы понять, как это выглядит со стороны, еще одна цифра: к середине XXI века, по прогнозам ООН, население Земли достигнет более 9 млрд.

Говоря о конфликте между сравнительно малонаселенными развитыми странами и перенаселенным третьим миром, мы привыкли переводить стрелки на Штаты и Европу. Но и у нас есть, что отбирать. Например, запасы пресной воды, которой много где не хватает. Или земли, пригодные для сельского хозяйства. Это не говоря уже о нефти и газе.

— И как защищаться?

— Для начала нужно избежать той войны без окопов и линии фронта, которая началась после 11 сентября 2001 года. Ведь терроризм, как считают многие ученые на Западе, — это форма давления бедного перенаселенного Юга на богатый Север. Я бы сказал, что в России эту глобальную проблему отражает проблема чеченская.

Вариант стратегии национальной безопасности, о котором говорю я, — это переговоры вместо войны. Если удастся интегрировать в пространство развитых стран Севера народы Юга, при этом снизив рождаемость в последних, остроту конфликта удастся снять.

Иными словами, блокировать или замедлить конфронтацию может миграция — форма цивилизованного давления Юга на Север, заставляющая делиться «по правилам». Вопрос в том, сможем ли мы сделать так, чтобы миграция пошла во благо, а не превратилась в угрозу безопасности.

Вы разделяете мнение, что потоки мигрантов из стран СНГ скоро себя исчерпают и придется открывать двери для дальнего зарубежья?

У нас не было потоков миграции из СНГ. То, что было, — репатриация, возврат части 25 млн русских из ближнего зарубежья — не могло покрыть растущей потребности в трудовых ресурсах. Миграция с Украины или из Молдавии остается сезонной: сегодня есть, завтра нет. Что касается миграции из Закавказья, то особо рассчитывать на нее не приходится: кавказцы хоть и приспособились к сибирским морозам, но их человеческий резерв в будущем уменьшится. Другое дело — Средняя Азия, где наблюдается демографический взрыв. Потенциально — это неиссякаемый источник рабочих, знающих русский язык и имеющих общее с нами прошлое. Но тут уже вопрос к нашим политикам, которые считают невыгодным, чтобы русские — «проводники нашего влияния» — уезжали из СНГ. И наоборот, недооценивают, что коренные народы этих стран, живя у нас, тоже превращаются в проводников влияния — если, конечно, грамотно подойти к проблемам трудовой миграции. То, как мы обращаемся с таджиками и узбеками в России, говорит как раз о том, что мы не хотим «кормить» почти родную армию мигрантов. Значит, будем «кормить» иностранную.

—  Многие прогнозы сулят, что к 2050 году китайцы могут стать второй после русских национальной группой в стране. Есть ли смысл так широко открывать для них ворота в Россию?

— Представить, что у нас окажется до 6 млн китайцев, не сложно. В США их сейчас до 3 млн. Но если допустить масштабное вливание китайцев в Сибирь и на Дальний Восток, эти земли мы потеряем. За Уралом живет всего 30 млн россиян. Ничтожный процент миллиардного населения КНР легко поглотит эту цифру. Я не берусь давать рецепты, но стратегию миграционной политики — жизненно важной в ХХI веке — надо выверять. В пустеющую восточную часть страны люди должны приезжать отовсюду.

— То есть идею освоения Сибири африканцами, арабами и индийцами вы не считаете маниловщиной?

— Почему маниловщиной? Едут же к нам из Бангладеш и Пакистана. К 2050 году та же Индия обгонит Китай и выйдет на первое место в мире по населению. Другое дело, что в ней живут в основном крестьяне, замкнутые в немобильные касты. Но надо пробовать — пускать всех и смотреть, как они будут адаптироваться. Возьмите Францию: там есть конфликты местных с выходцами из мусульманских стран, но их почти не бывает с мигрантами из Черной Африки. Может, стоит изучить этот опыт? Учтите, что из-за демографического взрыва этническая карта мира будет меняться: белое население намного сократится. Ожидать, что мы будем жить, как жили, — утопия. Миграция неотвратима.

— На мировом рынке труда идет конкуренция за привлекательные группы мигрантов. При этом часть этих групп — этнические немцы, евреи, турки-месхетинцы, северокавказские народы — разъезжается от нас по заграницам прямо на глазах. Мы уже проигрываем?

— Катастрофически. А сколько русских уезжают? Общество еще не осознало масштабов проблемы.

— У нас еще остается возможность для выбора гастарбайтеров?

Сейчас нет. То есть теоретически она есть — 5 млрд жителей развивающегося мира. Есть даже точка зрения, что Россия могла бы стать Америкой ХХI века — в смысле умелого использования иностранной рабочей силы, способной интегрироваться в наш быт и традиции. Но пока власть идеологически не готова принимать чужое население, а общество страдает мигрантофобией.

— Может, власть просчитывает последствия? Ведь мигранты из КНР в Сибири и на Дальнем Востоке отказываются говорить по-русски, а их дети—учиться в школах…

— Если это так, то подобное допускать нельзя. В чужой монастырь со своим уставом не ходят. Но интеграция мигрантов в наш «монастырь», в нашу экономику и культуру, — прежде всего забота наших политиков, и федеральных, и местных. Но мы необходимости в этом не осознали. Как иначе, если стратегией заведуют генералы МВД? Вместо иммиграционной стратегии они создают линии обороны на границах, а потом эту оборону глубоко эшелонируют. Эта логика работает против России. Ведь миграция — обоюдоострое оружие: гастарбайтеры выгодны нам (мы им платим меньше), а мы выгодны им. Значит, опасен не факт проникновения, опасно то, что происходит потом.

Можно ли обозначить предел количественного использования иностранцев в экономике? Каков он? Насколько я знаю, в США он составляет 37% от трудоспособного населения, в ФРГ перевалил за 15%, а в Малайзии в некоторых секторах экономики зашкалил за 90%. Каков «стандарт безопасности» для России, официально использующей около 5% мигрантов?

Универсальных рецептов нет. Но ни одна страна не способна принять больше людей, чем живет в ней самой. У нас никто никаких исследований не проводил. Реальную потребность тоже никто не изучал, хотя оценка в 5%, на мой взгляд, занижена. Думаю, сегодня реальнее говорить о потребности в 10—15%. Надо решить — и действовать. Не забывая, кстати, что развитые страны заинтересованы в увеличении своей миграционной емкости.

— От чего зависит эта емкость? От денег?

— Не только. Миграционная емкость страны определяется способностью переваривать массы приезжающих. Так, в 30-е годы, когда в Москву хлынули крестьяне из центра страны, столица оказалась неспособной дать им образование, крышу над головой, помирить городской быт и нравы с деревенскими. Сколько наша система образования может переварить сегодня китайцев или африканцев? Этого никто не знает и знать не хочет. Если вы скажете, что нужно выделять деньги на обучение людей из Африки, а тем более — давать им жилье, на вас посмотрят как на сумасшедшего.

— Может, именно поэтому приезжающие в Россию, даже из СНГ, и едут в «чужой монастырь» со своим уставом?

— Первое поколение интегрировать не удается никому. Посмотрите — те, кто приезжают и живут в окружении земляков, консервируются. Мировой опыт показывает, что это почти неизбежно, но вот их дети осваиваются. Если этому не помогать, то неинтегрируемая масса становится «пятой колонной».       

Источник: "Огонек", 16 мая 2005 г.