Главная ?> Авторы ?> Филатов -> Северный Кавказ: горские народы в поисках религиозной идентичности
Версия для печати

Северный Кавказ: горские народы в поисках религиозной идентичности

В последние годы стали популярны различные лозунги об особом пути «России как отдельной цивилизации», равно как и о том, что наша родина — это гибрид азиатской и европейской духовных культур (т. н. «евразийство»). Никаких плодотворных программ и идей эти лозунги не породили, оставаясь лишь невротической реакцией на небагополучие в русской душе, русском обществе и государстве. Россия, если и двигалась последние десять лет куда-то, то — медленно и с ворчанием — по европейскому пути. Даже Татария и Башкирия, при всех оговорках, и несмотря на мусульманскую основу культуры народов этих республик, уже сделали для себя вместе с русским народом европейский выбор.

Но есть один регион, где цивилизационный выбор далеко не так предрешён, и где он принимается сейчас на наших глазах, мучительно и трудно, в острых конфликтах и противостояниях. Речь идёт о народах Северного Кавказа. Религиозные и мировоззренческие искания в принципиальном плане и в Дагестане, и в Чечне, и в Кабардино-Балкариии, и в Карачаево-Черкесии, и в Адыгее имеют много общего, а по некоторым позициям вообще тождественны.

Однако с наибольшей глубиной проблема проявляется только в Дагестане. В этой республике вопрос о религиозном, культурном и политическом пути развития привёл к возникновению наибольшего многообразия идейных течений, которые дают самые разные ответы на вызов времени.

Что представлял собой Дагестан в религиозном плане к моменту падения советской власти? Схематизируя действительность, следует выделить основные черты, которые характеризут духовное состояние дагестанского общества в конце 80-х годов.

Прежде всего, по сравнению с другими регионами России в Дагестане хорошо сохранилась традиционная (естественно, исламская) религиозная жизнь.

Ислам начал распространяться в этом регионе вместе с вторжением арабов в южные области современного Дагестана в середине VII века. В этом процессе, растянувшемся на несколько столетий, свою роль сыграли как внешние влияния (вторжения арабов и персов с юга, турок и крымских татар — с запада, соседство Золотой Орды — с севера), так и взаимные контакты между северокавказскими горскими народами. К концу XV в. ислам окончательно утверждается в Дагестане, а в XVI-XIX вв. распространяется по всему Северному Кавказу, вытесняя местные языческие и христианские верования.

Вслед за утверждением ислама в Дагестан в первой четверти XIX в. мистическое учение суфизма — в форме тариката (т.е. религиозного "братства") Накшбанди, так как оно было основано шейхом Мухаммадом Накшбандом из Бухары (1318-1389 гг.). Возникнув как проповедь строгого соблюдения шариата, накшбандийское движение быстро "политизируется". А мюриды (т.е. ученики, послушники) накшбандийских шейхов становятся костяком движения горцев, которых возглавляли дагестанские религиозно-политические лидеры — имамы — против колониальной экспансии России. Это движение достигает пика при имаме Шамиле (1834-1859), создавшем на территории горного Дагестана и Чечни военно-теократическое государство — Имамат.

Победа России в Кавказской войне не привела к ослаблению мусульманской религии как в Дагестане, так и у большинства других народов Северного Кавказа. В 1912 г. исламское духовенство составляло пять процентов населения Дагестана и более двух тысяч мечетей. Февральская революция 1917 г. сделала ислам политическим знаменем как националистов из "Союза объединенных горцев", так и поборников "шариатской монархии" из числа накшбандийских шейхов и мулл.

Ислам сохранял своё влияние и после революции 1917 года. Часть духовенства во главе с шейхом Наж Муддином Гоцинским (пятый имам Дагестана, расстрелян в 1923 году) пошла на союз с Добровольческой армией генерала А. Деникина против "неверных" большевиков, а другая часть оказала поддержку последним как союзникам в борьбе против возрождения Российской империи, а также против казачества.

В первые годы после установления советской власти в Дагестане не проводилось специальной "антимусульманской" политики. Но с конца 20-х годов сопротивление духовенства насаждению "нового быта" среди горцев, атеистической пропаганде, а затем и коллективизации крестьянства изменили ситуацию. В крае были закрыты шариатские суды и религиозные школы. Во второй половине 30-х годов, в ходе борьбы с "антисоветскими элементами", по исламу в Дагестане был нанесен сильный удар: духовенство подверглось массовым репрессиям, почти все мечети были разрушены или закрыты.

Либерализация религиозной политики в СССР В 40-е гг. не обошла стороной и Дагестан. В 1944 г. было создано Духовное управление мусульман Северного Кавказа (ДУМСК) во главе с муфтием. Центром управления стал город Буйнакск (бывший Темир-Хан-Шура — один из крупнейших религиозных центров Дагестана).

ДУМСК занималось регистрацией религиозных общин, утверждением и смещением имамов мечетей, а также изданием постановлений (фетв) по религиозным вопросам. Деятельность управления контролировалась советскими властями, нуждавшимися в полной политической и идеологической лояльности духовенства. Как и другие мусульманские духовные управления в СССР, ДУМСК систематически декларировало "поддержку внутренней и внешней политики советского государства". Одновременно с этим коммунистические власти продолжали репрессии против суфийских орденов, так как видели в них не поддающуюся контролю организованную силу.

С самого начала Дагестан занимал ключевые позиции в ДУМСК. Здесь находилось большинство культовых зданий, состоявших в его ведении. В 1988 г. в Дагестане было 27 действующих мечетей — больше, чем во всех северокавказских республиках вместе взятых. В сельской местности фактически сохранялось адатное право м нормы шариата. Гарантом их сохранения стало колхозное начальство1.

В то же время общий высокий уровень религиозности дагестанского (особенно сельского) населения способствовал сохранению здесь параллельного ислама в форме неофициальных молитвенных собраний, деятельности знатоков религии и арабского языка ("арабистов"), передававших свои знания молодежи. Почитались также "святые" шейхи и совершались паломничества к их могилам, практиковалось подпольное шариатское "судопроизводство". С конца 70-х годов в Дагестане начинает нелегально распространяться разнообразная религиозная литература, в том числе книги и брошюры идеологов "политического ислама" (Хасана аль-Банны, Абуль Аля Маудуди, Юсуфа аль-Карадави и др.).

В настоящее время традиционный ислам в Дагестане представлен шафиитским мазхабом — более ортодоксальным и радикальным, чем ханафитский мазхаб, существующий в других мусульманских республиках России. Важнейшей особенностью ислама в Дагестане в советское время являлось существование суфийских орденов (тарикатов), сохранившихся несмотря на репрессии. Каждый тарикат имеет свой "вирд", то есть определенный набор молитв и поучений.

В Дагестане существует четыре тариката: каддирия, накшбандия, шазилия и жазулия. Каддирия отличается от других направлений громким "зикаром" или повтором молитв, в накшбандии практикуется тихий "зикр", а шазилия обладает более упрощенным "вирдом" или набором правил. Исторически члены одного тариката не могли входить в другой, однако в процессе распада традиционной религиозности духовные учителя, шейхи, стали учить в рамках нескольких тарикатов. Каждый мусульманин, принадлежащий к тарикатистскому направлению (т.е. суфизму) становится мюридом какого-либо шейха. Мюриды беспрекословно подчиняются шейхам в духовных вопросах.

В жизни каждого дагестанского (и вообще северокавказского) народа ислам корректируется в соответствии с местными традициями и обычаями (адатом). Например, по Корану покойника необходимо похоронить в тот же день, когда он умер, однако это правило не всегда выполняется, так как, прежде всего, считается обязательным похоронить человека в его родном селе. Из адата исходят и обычаи кровной мести, и брачные традиции. В Дагестане больше практикуются эндогамные браки внутри села, для чеченских селений характерна экзогамия. Как правило, у всех дагестанских народов существует культ местных святынь в ауле или же в районе. Обычно это святыни, оставшиеся от первых времен распространения и проповеди ислама на территории Дагестана. Святыми также считаются места захоронения шейхов и места их проповеди, связанные с какими-либо чудесами, ими совершенными. В селениях есть свои особенности адата. Народные обычаи регламентируют поведение человека в обществе и семье в не меньшей степени, чем нормы ислама. Фольклор, имеющий языческое происхождение, играет важную роль в духовной жизни горца.

Годы советской власти также оставили свой след в душе горцев. В первую очередь в городах Дагестана (и других республик Северного Кавказа) возникла своеобразная секулярная культура, включающая одновременно и ценности современного российского менталитета — хорошее светское образование, российскую поп-культуру, уважение к демократическим нормам — и традиционное кавказское сознание— ориентированность на ценности восточной культуры, приверженность культуре своего народа. В религиозном плане для людей этой культуры характерно глубокое “уважение” к исламу при неучастиии в религиозной жизни и неприятии планов навязывания исламских норм государством. По существу это позиция сторонников светского государства, похожая на отношение многих русских людей к Православной церкви.

Для светского секулярного сознания характерно большее значение национальных ценностей. А ислам, как известно, интернацинальная религия, для которой национальное, строго говоря, не имеет значения. Для постсоветских жителей Кавказа, воспитанных советской идеологией на уважении к культурам и правам национальностей, принадлежность к даргинскому, кумыкскому, лезгинскому или кабардинскому этносу стала значительно большей ценностью, чем до революции, когда все они были в первую очередь мусульманами.

Политика тотальной атеизации была в Дагестане наименее успешна, по сравнению с другими регионами РСФСР. Неудивительно, что за годы прошедшие после падения советской власти наиболее заметным явлением общественной жизни республики стало возрождение ислама. В 2000 г. в Дагестане было зарегистрировано более полутора тысяч мечетей2, а вместе с незарегистриоваными их стало до пяти тысяч3, сложилась развитая система духовного образования — в 2000 г действовало 13 исламских университетов, 33 филиала исламских вузов, 136 медресе (средняяя ступень) и 203 школы при мечетях4. Согласно опросам число верующих в 90— е гг. среди дагестанских народов достигало 95 процентов (среди народов России такой же уровень религиозности показывали только чеченцы, но в их случае нужно учесть экстремальные условия существования).

Уже в конце 80-х гг. возникает массовое исламское движение за избавление религиозной жизни от вмешательства государства в религиозную жизнь. Суффийские ордена стали действовать открыто. К настоящему времени в Дагестане существует несколько шейхов: аварцы особо почитают шейха Саида Апанди Ацаева (Черкейского), у кумыков и аварцев — шейх Таджуддин Рамазанов, у табасаранцев и лезгин — шейх Серажуддин Исрафилов. Также следует назвать шейха Магомед-Мухтара Бабатова из пос. Кяхулай, шейха Батрудина Кадырова из с. Ботлих, шейха Арсланали Гамзатова из Буйнакска, шейха Ильяса Ильясова, имама мечети «Сафар» в Махачкале, шейха Магомед-Гаджи Гаджиева, первого проректора Исламского университета им. Имама Шафин в Махачкале. Наибольшим влиянием в обществе и среди руководителей муфтията пользуется шейх Саид Апанди, распространяющий свое влияние на три тарриката: жазулию, кадирию и накшбандию. По оценкам специалистов у него насчитывается более 10 тысяч мюридов5, тогда как у других шейхов их по 2-3 тысячи.

Суффийские ордена представляют собой параллельную официальному муфтияту духовную власть. Руководители муфтията и простые имамы часто являются мюридами кого-либо из шейхов и, таким образом, находятся у них в подчинении. Бурные потрясения пережил и сам муфтият. В мае 1989 г. под давлением мусульманских активистов ушел со своего поста глава ДУМСК муфтий Махмуд Геккиев, обвиненный во взяточничестве, нарушении норм исламской морали и связях с КГБ. Это событие повлекло за собой распад ДУМСК на ряд автономных религиозных объединений в республиках Северного Кавказа, в том числе и в самом Дагестане. В январе 1990 г. чрезвычайный съезд мусульман северокавказского региона признал распад духовного управления свершившимся фактом. Председателем вновь созданного Духовного управления мусульман Дагестана (ДУМД) был избран Багауддин Исаев, кумык по национальности. В 1991 году Духовное управление переехало из Буйнакска в Махачкалу. Под его руководством продолжилось начавшееся в 1989 г. строительство новых и открытие старых мечетей в городах и селах республики. В 1990 г. 345 дагестанцев приняли участие в первом "массовом" хадже из СССР, а летом 1991 г. из Дагестана выехало уже 900 паломников. Тем не менее, на первом съезде мусульман Дагестана (февраль 1992 г.) руководство ДУМД во главе с муфтием Б. Исаевым подверглось критике за "недостаточное внимание" к нуждам мечетей и вопросам подготовки имамов. Глава ДУМД был обвинен, в частности, в игнорировании Совета алимов, препятствовании проведению бухгалтерской ревизии Управления, а также в намерении создать отдельное духовное управление для тюркоязычного (в основном кумыкского) населения республики.

Новый Совет алимов (ученых старейшин) избрал муфтием мусульман Дагестана Саид-Ахмада Дарбишгаджиева, аварца по национальности, ректора Исламского университета в г. Кизилюрте. Съезд фактически привел к расколу духоовного управления. Авторитет нового муфтия признали, помимо аварцев, лишь общины табасаранцев и лакцев, а также часть даргинцев и чеченцев (имеются в виду чеченцы-ауховцы или аккинцы — одна из этнических подгрупп чеченского народа). Кумыкское население объединилось вокруг "своего" муфтия — Багаутдина-хаджи Исаева, вскоре возглавившего официально созданное в июле 1992 года Кумыкское духовное управление. Большинство даргинцев также оказалось в оппозиции к ДУМД, что способствовало созданию самостоятельного даргинского Казията в г. Избербаш в 1993 году. На съезде ДУМД в январь 1994 г. произошла очередная смена руководства этой организации. Дарбишгаджиева на посту муфтия сменил Магомед Дарбишев, также аварец.

Процесс исламского возрождения наконец преодолел этнический сепаратизм и привёл к созданию объединенного ДУМ Дагестана в сентябре 1994 года. При этом, процесс организации национальных духовных управлений в одних местах перестал быть актуальным, а в других идеи независимых управлений возникают время от времени. В 1996 году была, например, попытка образования отдельного ДУМ Южного Дагестана для лезгинского народа, но оно не было зарегистрировано.

Однако национальное движения в исламе постепенно переродились в национальные общества: народный фронт имени Шамиля у аварцев, движение "Саид Бал" у лезгин, движение "Тенглик" во главе с Шеит Ханум у кумыков. Теперь они приобрели светский культурно-просветительский характер. И, кроме того, после того, как дагестанское законодательство запретило регистрировать национальные духовные управления, верующие стали объединяться вокруг своих национальных шейхов6.

В 1996 году во главе Духовного Управления мусульман Республики Дагестан встал муфтий Саид Абубакаров. Ему удалось поднять авторитет муфтията и добиться относительной автономии от властей. Абубакаров преодолел движения по созданию духовных управлений для отдельных народностей Дагестана. Абубакаров был аварцем и при нем началась замена кумыков на аварцев в руководстве Духовного Управления и в мечетях Махачкалы, где кумыки традиционно доминировали. Но в августе 1998 года в Махачкале муфтий Саид Мухаммад-хаджи Абубакаров был убит.

Избранный муфтием Дагестана в1998 году Ахмад-хаджи Абдуллаев обладал меньшим авторитетом, чем был у муфтия Абубакарова, а поэтому был более послушен властям. Однако Абдуллаев принадлежал к мюридам того же шейха Саида Апанди, как и Абубакаров. Формально ДУМ объединяет и выражает интересы всех народов Дагестана, однако фактически центральные органы ДУМ монополизированы мюридами шейха Саида Апанди, которые является, по преимуществу, аварцами. Саид Апанди, как правило, не разрешает своим ученикам общаться и получать советы у других шейхов, и признает только несколько истинных шейхов, которые на деле являются его мюридами. Засилье аварцев в ДУМ вызывает скрытое недовольство со стороны представителей других народов, прежде всего, кумыков. Однако аварцы, стоящие у руля ДУМ, не в силах контролировать всю ситуацию в республике и обладают лишь относительным влиянием. Духовное управление не обладает строгой системой соподчинения, и духовные лидеры на местах не подчиняются напрямую ДУМ. Местный мулла в каждом селении избирается джамаатом, то есть общиной этого села. ДУМ не вправе и не в силах вмешиваться в это процесс.

Официальному исламскому духовенству и многим простым дагестанцам (а не только ваххабитам), присуще чувство превосходства ислама над другими религиями, в том числе и христианством. В частности, бытует представление о полном духовном и моральном разложении Запада (как сказал нам Мухамад-хаджи Абдурахманов, главный редактор газеты “Ассалам”, официального органа Духовного управления: “Меня бесит выражение “западная цивилизация”, нет там никакой цивилизации — один разврат и разложение”). На Россию часто смотрят как на самое слабое звено христианского мира, обращение которой в ислам кажется наиболее возможным. Особенно важное значение придается случаям перехода европейцев, и, в первую очередь, естественно, русских, в ислам. Исходя из этого, при Духовном Управлении в 1997 году был создан комитет по новообращенным, в который уже входит около 200 чел. русских людей, обратившихся в исламскую религию.

В то же время в Западе видят угрозу исламскому миру и часто верят в существование всемирного заговора против ислама, важное место в котором приписывают евреям.

Всё вышесказанное говорит казалось бы о всесилии илама и исламского духовенства в Дагестане. Однако это далеко не так. Ситуация гораздо больше напоминает положение Православной церкви в населённых русскими областях. Дагестанцы очень остро чувствуют свою мусульманскую идентичность, но очень многие из них совсем не склонны подчиняться нормам шариата или беспрекословно слушаться имамов и шейхов. Как нам сказал тот же Абдурахманов: «слишком многие дагестанцы остались советскими людьми. Они не нападают на ислам, на словах признают его ценность, но никак не следуют его нормам и в повседневной жизни практически препятствуют его распространению». В какой-то степени общественное мнение по отношению к исламу видно на примере отношений муфтията со светскими властями Дагестана. Они носят достаточно сложный и даже противоречивый характер. Руководители Духовного Управления постоянно декларируют отсутствие в исламе разделения между духовным и светским, о теоретической желательности построения исламского государства. С другой стороны, они признают невозможность построения исламского государства, "так как сейчас народ не подготовлен". Лидеры Духовного Управления постоянно высказывают требования о расширении прав исламского духовенства и увеличении материальной поддержки со стороны государства. На практике они добиваются не столько построения исламского государства, сколько утверждения ислама в качестве привилегированной официальной религии в светском государстве. Духовное Управление выдвигает свои требования к властям: выделение средств из республиканского бюджета на хадж в Мекку, объявление выходным днем пятницы, внесение определенных изменений в телевизионное вещание и образование.

Власть в Дагестане до сих пор принадлежит старой партийно-хозяйственной номенклатуре, приверженной светским ценностям и в этом она пользуются поддержкой большей части городского населения. На официальном уровне власти республики поддерживают Духовное Управление и демонстрируют свою приверженность исламу — многие высшие чиновники уже совершили хадж. Реально власти пытаются не допустить широкого распространения ислама. Для этого сильно ограничиваются возможности преподавания ислама в школах и вузах. Это вызывает недовольство имамов и верующих мусульман, которое иногда выплескивается в прессе.

Косвенным показателем того, что идеи создания исламского государства не находят поддержки у большинства населения Дагестана, служат результаты выборов. В 1998 году на выборах в Государственное собрание при активной поддержке Духовного Управления кандидатом был выдвинут зам. муфтия Курамахаммад Рамазанов. Он потерпел сокрушительное поражение. Не был избран и Магомет Тверитинов, глава общественной организации "Новообращенные мусульмане". Принципиальных сторонников исламского государства в Государственном собрании возглавляет Суракат-хаджи Асиятилов, председатель Исламской партии Дагестана, но единомышленников среди представителей властной элиты, светской интеллигенции и крупного бизнеса у него мало.

Возникший за последние 12 лет баланс сил между традиционной исламской (в основном сельской) и светской (в основном городской) культурами очень непрочен и вызывает резкое недовольство людей самых разных взглядов (и этим Дагестан кардинально отличается от взаимоотношений Православия и светской культуры в населённых русскими регионах России). Мало где на территории Российской Федерации можно услышать столь негативные оценки духовного и социально-экономического положения своей родины как в Дагестане. И дело не только в том, что представители светской культуры боятся установления исламского государства, а верующие мусульмане возмущаются «прогнившим и коррумпированным коммунистическим режимом». Как сказал нам один из наиболее проницательных интеллектуалов Махачкалы профессор Дауд Зелимханов «в недавнем прошлом глубоко укоренённый в национальных традициях и религии народ чувствует себя мировоззренчески потерянным. И советский, и традиционно исламский менталитет ослаблены. Люди преодолевают племенное, традиционное сознание и одновременно преодолевают сознание советское; идеологическая опустошённость переживается очень остро. Сейчас очень много идеологически неопределившихся дагестанцев — их можно повернуть куда угодно». В такой духовной атмосфере мировоззренческого брожения социально-экономическое и политическое неблагополучие воспринимается особенно остро.

Недовольство складывающейся господствующей идеологией неустойчивого симбиоза традиционного ислама и “советскости”, а также связанной с ним социально-политической системой вызывает не только стремление сделать выбор между суффизмом и светской культурой, но и радикальные движения протеста, отвергающие и то, и другое.

Самым ярким и самым значительным движением такого рода стал ваххабизм. Это ислам, который свободен от обычаев и традиций, основывается исключительно на Коране и строгом следовании ему. Под словом ваххабит подразумевают, прежде всего, сторонников «чистого» ислама («салафия»).

По учению ваххабитов, необходимо подчиняться только Аллаху, и никому больше. По этой причине они отрицают особое почитание пророка Мухаммеда. Для них не существует святых. С этих позиций ваххабизм критикует суфиев за наличие шейхов, авторитетов, которые становятся посредниками между Аллахом и верующим. Ваххабиты отрицают разработанный культ похорон в традиционном исламе и выступают вообще против поздних наслоений и обычаев, то есть против адата. Для ваххабизма достаточно того, что жизнь будет регулироваться нормами шариата, закона, базирующегося на Коране и сунне. Именно на шариате должно строиться исламское государство, сторонниками которого ваххабиты являются, а всякое государство, не основывающееся на шариате, нечестиво. В исламском государстве необходимо введение полиции нравов или института мухтасибов, которые будут следить за соблюдением законов шариата. Все моральные проступки и нарушения бытовых норм, таких как отказ от ношения паранджи, должны караться по законам шариата.

Среди ваххабитов существуют умеренное течение, которое занимается исключительно просветительской деятельностью, стремится добиться своих целей мирными средствами. Но наибольшего влияния в ваххабизме добились радикалы-экстремисты, стремящиеся добиться тех же целей с помощью насилия. Представители и того и другого крыла ваххабитов тесно связаны между собой, и часто выступают единым фронтом. Ваххабиты выступают за объединение Дагестан с Чечней, чего нельзя сказать о таррикатистах.

Ваххабизм как течение возник в Дагестане в результате проповеди арабских миссионеров из Саудовской Аравии, Кувейта и Пакистана. Из этих же стран через территорию Чечни для них доставлялись средства.

Началом распространения ваххабизма на Северном Кавказе считается создание Исламской партии возрождения (ИПВ) в 1990 г. на съезде в Астрахани. Председателем ("эмиром") партии был избран аварец, врач по профессии Ахмадкади Ахтаев В 1992-1995 гг. он был депутатом Верховного Совета Дагестана. Партия в парламентской жизни не участвовала, ограничив свою деятельность пропагандой идей чистого ислама. В 1994 г. ИПВ прекратила своё существование. Сторонники Ахтаева, умершего в марте 1998 г. (по некоторым сведениям, его отравили), объединились в 1996 г. в религиозно-просветительское общество "Исламия". Ахтаевцы отвергают насильственные методы борьбы за читстоту ислама и сравнительно терпимо относятся к последователям суфийских тарикатов.

Лидером ваххабитов-экстремистов Дагестана является амир Багаутдин Кебедов. В 1990 году он также был одним из организаторов ИПВ. Сначала его резиденцией был дагестанский город Кизил-Юрт (в 1998 году Багаутдин Кебедов переселился в Чечню). Благодаря хорошему знанию ислама, он обладает большим авторитетом среди многих мусульман. Багаутдин Кебедов утверждает, что он твердо следует Корану и Сунне, выступает за создание исламского государства, в рамках которого объединятся Дагестан и Чечня, и за введение в этом государстве законов шариата. Кебедов тесно связан с военным крылом ваххабитского движения, которое курирует чеченский командир Хаттаб. Во время вторжения формирований Хаттаба и Басаева в Дагестан Багаутдин он стал фактически идеологом радикальных ваххабитов. Руководящим штабом вторжения считался Конгресс народов Дагестана и Чечни активными деятелями которого были Басаев и Хаттаб. По официальным данным в 1999 году в Дагестане находилось около 3 тысяч активистов ваххабитского движения.

Власть ваххабитов была утверждена в Дагестане в двух селах — Кара-Махи и Чабан-Махи — в 1997-98 гг. На их территории было приостановлено действие российского законодательства и были введены законы шариата. Главой этих сел считался амир Атаев, а обороной сел руководил «бригадный генерал» Джарулла Раджабаддинов. Во избежании конфликта с властями, С. Степашин, бывший в то время министром внутренних дел, в результате переговоров с жителями сел принял решение о том, что его жители могут жить по своим законам. 29 августа 1999 года федеральные войска в ответ на нападение чеченских боевиков и радикальных экстремистов на Дагестан провели военную операцию. В результате боевых действий ваххабиты застряли на подходах к Ботлиху, были вытеснены из Дагестана, а их лидеры бежали в Чечню. В ответ на нападение боевиков на Дагестан федеральные войска провели операцию против сел Кара-Махи и Чабан-Махи, где, по данным федеральных властей, размещалась вооруженная база ваххабитов. Села Кара-Махи и Чабан-Махи были сметены с лица земли ударами федеральной артиллерии — часть боевиков была убита, другой части удалось уйти в Чечню. Однако после выдворения боевиков из Дагестана в Чечню жизнь в селах Кара-Махи и Чабан-Махи стала восстанавливаться, местные жители возвращаются в 2000-2001 году в родные села под пристальным наблюдением местной и федеральной властей.

Кроме сёл Кара-Махи и Чабан-Махи ещё во многих населённых пунктах явочным порядком вводился шариат, но на это власти не обращали внимания, т. к. ваххабизм не был связан с созданием вооружённых формирований.

Все шейхи официального тарикатистского направления крайне негативно относятся к ваххабитскому движению не только из-за экстремизма, но и потому, что ваххабиты вообще не признают шейхов, как посредников между человеком и Аллахом, и отрицают все тарикаты. Шейхи более радикально настроены на искоренение ваххабизма, чем даже официальные власти Дагестана. Обострение ситуации в Дагестане в 1999 году и вооруженная борьба с боевиками, напавшими на Дагестан со стороны Чечни, заставило официальные власти более активно бороться с ваххабитами в Дагестане. В Республике были арестованы лидеры Губденской (Карабудахкентский район) ваххабитской общины Хасбулат Хасбулатов и Магомедхабиб Магомедов, которые принимали участие в боях с федеральными силами в Ботлихском районе. Ход получили дела, связанные с проявлениями радикального ислама в Гунибском, Кизилюртовском, Цумадинском и Казбековском районах7. Всего на территории Дагестана было арестовано более 400 чел., что вызвало недовольство со стороны ДУМД, которое надеялось на массовые репрессии против всех ваххабитов.

В республике был специально принят собственный Закон о религии, в котором более четко, чем в федеральном регулируется и ставится под контроль деятельность иностранных миссионеров. Под ними имеются в виду, прежде всего, арабы из Саудовской Аравии, распространяющие ваххабизм под видом изучения арабского языка. С 1996 по 1999 гг. к уголовной ответственности было привлечено 40 иностранцев —эмиссаров зарубежных исламских организаций за незаконное проникновение в Дагестан. За тот же период было выявлено 200 иностранцев, нарушивших визовой режим8. В Дагестане в сентябре 1999 г. был принят закон, запрещающий ваххабизм и был запрещен ряд зарубежных исламских фондов. Кроме того, в 2000 году при МВД создан специальный отдел по борьбе с религиозным экстремизмом, а органах самоуправления организованы соответствующие комиссии («НГ-Регионы», №4, 13.03.2001). На территории республики не осталось легального ваххабизма. Часть ваххабитов ушла в Чечню, а часть — в подполье. По подсчётам экспертов, всего сторонников ваххабизма на территории Дагестана и Чечни — более 12 тысяч чел.

Однако в современном Дагестане наблюдаются не только движения, представляющие собой разрыв с господствующим общественным сознанием в «сторону Востока», но и «сторону Запада».

Последовательное демократическое, западного типа идеологическое и политическое движение обязано своим рождением Вазифу Меланову, лезгину, возглавившему правозащитное движение в Дагестане в 70-е гг. Меланов организовывал демонстрации в поддержку академика Андрея Сахарова и за утверждение принципов демократии и прав человека. За свою деятельность он провёл несколько лет в лагерях и удостоился среди политических заключённых громадного авторитета за своё мужество и справедливость. Сейчас последователи Меланова — это небольшой кружок интеллектуалов, однако очень общественно значимый, благодаря активности и интеллектуальному уровню его участников. Мелановцы — антиклерикалы. Как говорит ближайший сподвижник Меланова профессор Дауд Зелимханов: “Любая религия — представляет собой угрозу свободе личности. Ислам же с демократией вообще несовместим. Тоталитаризм ислама — это тоталитаризм системы, где коллектив себя контролирует; где все подавляют всех». С точки зрения Зелимханова, ислам был сравнительно демократичным только в VII-XI вв. Настольные книги мелановцев— Фридрих фон Хаек и Карл Поппер. Для них демократия — почти божественная сущность. «Демократические принципы по настоящему ещё нигде и никогда не были воплощены. Но это неважно, первейшее призвание человека — воплощать демократию в жизнь. Демократия ещё только рождается, но она — саморазвивающаяся система; рано или поздно она утвердится во всём мире и только тогда люди будут жить достойно и по-братски» (Зелимханов). На замечание одного из нас во время заседания мелановского кружка о том, что не следует ли брать в расчёт, то факт, что демократия родилась в недрах христианской цивилизации, на нас посмотрели так, будто было сказано что-то неприличное. Юные ученики Меланова и Зелимханова стали наперебой повторять нам «азбучную истину», гласящую, что «демократия универсальна для всех народов и всех культур, а её отсутствие коренится в столь же универсальных пороках человека». Таких последовательных и бескомпромиссных демократов, как мелановцы, даже в Москве трудно сыскать. По сравнению с ними и Егор Гайдар — позорный троцкист.

Но ещё более неожиданным и психологически сложным, но, тем не менее, охватившим многие сотни, если не тысячи дагестанцев, идейным выбором стал переход дагестанцев в христианство (в основном в пятидесятничество).

В 90-е гг. западными миссионерами было предпринято несколько попыток организовать христианские общины из дагестанцев. Эти попытки имели, хотя и скромный, но успех (таким образом было создано 5-7 общин по 10-50— человек в каждой). Широкую известность получила история с американским миссионером Гербертом Греггом из организации World Team (США), основавшим в 1995 г. в Махачкале Церковь «Благая Весть». Пастор Грегг преподавал английский язык в Дагестанском педагогическом университете, вёл занятия с воспитанниками детского дома — играл с ними в баскетбол, учил английскому языку. А в ноябре 1998 года Грегг был похищен боевиками и увезён в Чечню. За пастора-американца боевики потребовали выкуп в 1млн. долларов. Грегг подвергался пыткам и издевательствам, ему отрезали палец. Американские власти, в т. ч. президент Клинтон обращались к российским властям с просьбами о помощи в освобождении Грегга. Грегг был освобождён в июне 1999 г. после 8 месяцев неволи и навсегда уехал из России9. Тем не менее после его отъезда сохранилась небольшая пятидесятническая община из дагестанцев студентов.

Но действительно заметным, можно даже сказать массовым, явлением стала пятидесятническая церковь «Осанна», созданная обратившимся в христианство аварцем Артуром Сулеймановым, по образованию инженером.

Церковь христиан веры евангельской (пятидесятников) «Осанна» в Махачкале активно действует среди мусульман — к ее миссионерской деятельности власти и исламские деятели вынуждены относится вполне серьезно. В 1994 году по инициативе Сулейманова в центре Махачкалы был снят зал и и с этого момента началась открытая проповедь среди дагестанцев. С начала деятельности церкви «Осанна» почти каждое воскресенье на служения приходили мусульмане, пытались сорвать собрание, выскакивали на сцену и вырывали микрофоны. С 1999 года мусульмане, обыно учащиеся исламских учебных заведений, приходят к концу собрания и пытаются проводить антиевангелизацию.

Наибольшего успеха проповедь пятидесятничества достигла среди лакцев. Поэтому лакские национальные лидеры особенно возмущены деятельностью «Осанны». Лидер лакского народа и сторонник построения исламского государства Надир Хачилаев неоднократно выступал с угрозами в отношении Сулейманова. Сулейманову была специально организована встреча с Хачилаевым. После этого Хачилаев перестал публично выступать против «Осанны». На наш вопрос, чем же можно радикально настроенного мусульманина, чающего построения ислаского государства, убедить прмириться с успешной проповедью христианства среди его единоплеменников, пастор Артур ответил: «Бог говорил моими устами, а Он умеет убеждать».

При церкви существуют инструментальная и танцевальные группы, где исполняются и национальные танцы. Регулярно в церкви делаются театральные постановки театра «Осанна». Дети членов церкви обучаются в воскресной школе. Члены церкви шефствуют над детским приютом и помогают ему гуманитарной помощью. «Осанна» активно распространяет Евангелия и христианскую литературу на языках народов Дагестана, в домашних группах на служении поются песни на лакском языке. Из-за резко негативного отношения членов семей дагестанцев к их переходу в христианство многие представители дагестанских народов не посещают общих богослужений церкви, а ходят только в домашние группы или являются даже тайными христианами. Таких тайных христиан особенно много по дагестанским селам, где проповедовали среди своих родственников и односельчан миссионеры церкви «Осанна». Переход в христианство в аулах иногда прямо связан с угрозой для жизни. В одном из аулов в 1998 году был убит член церкви «Осанна».

Власти проводят в целом по отношению к христианам толерантную политику. Иногда выделяют в небольших количествах средства православным приходам в Дагестане. Помимо православных, власти проявляют терпимость и к другим конфессиям — к пятидесятникам, харизматам, баптистам, адвентистам, свидетелям Иеговы и т. д. Пастор Артур Сулейманов является членом Экспертно-Консультативного совета при Правительстве Дагестана. В 2000 году республиканские власти заключили с церковью «Осанна» соглашение о совместных социальных и благотворительных акциях. Согласно договору, церковь получила более широкие возможности для осуществления своей социальной работы.

История, религиозные традиции, менталитет чеченского народа имеют много общего с Дагестаном. Мусульманская религия была принесена в Чечню аварскими и кумыкскими миссионерами из Дагестана в XV-XVI веках. Однако сталинские репрессии привели к тому, что среди чеченцев возобладали более радикальные религиозные и политические настроения. После депортации чеченского и ингушского населения в 1944 г. в Казахстан и Киргизию и упразднения Чечено-Ингушской АССР религиозная жизнь чеченцев протекала подпольно — в местах ссылки. В условиях депортации религиозность населения, отрезанного от всех проявлений современной культуры, не только не уменьшилась, но, напротив, усилилась. Полностью сохранялось влияние суфийских группировок. После возвращения чеченцев из ссылки (1955-1957 гг.) и восстановления автономной республики (1957 г.) религиозная жизнь в республике подпадает под "компетенцию" Духовного управления мусульман Северного Кавказа и Дагестана. Тем не менее полное отсутствие (до 1978 г.) мечетей сделало религиознуюжизнь фактически нелегальной. Чеченский народ отличается чрезвычайно высоким уровнем религиозности и приверженности к исламу, который является фактически «национальной идеей» чеченцев. Исполнение мусульманcких обрядов и чеченских традиций, связанных с исламом является неотъемлемой частью жизни в Чечне. В области семейного и гражданского права де факто применяются шариатские нормы, проблема власти в Чечне также оценивается во многом с точки зрения ее соответствия исламским нормам.

Фактическая легализация ислама постепенно начинается в 80-х гг. С приходом к власти в 1989 г. руководства во главе с Доку Завгаевым ислам и мусульманское духовенство в республике получают полную свободу. Распад ДУМСКД в 1989-1990 гг. делает возможным создание Духовного управления мусульман Чечено-Ингушетии во главе с муфтием Шахидом-хаджи Газабаевым. Под его руководством в ЧИ АССР начинается "возрождение ислама": строятся мечети, восстанавливаются "зераты" ("святые места"), открывшиеся в Грозном и Назрани (Ингушетия) исламские институты готовят кадры имамов; группы студентов отправляются на учебу в зарубежные исламские центры и т.д. В Чечне, как и в Дагестане, в 90-е гг. ислам развивался быстрыми темпами, широкие масштабы принял ежегодный выезд паломников в Мекку.

В 1990 г. в Чечено-Ингушетии, в условиях общей активизации общественно-политической жизни, появляются две исламские политические партии — "Исламский путь" и местное отделение "общесоюзной" Исламской партии возрождения. При этом партия "Исламский путь" активно участвовала в сепаратистском движении (в составе его радикального крыла, добивавшегося отставки республиканского "партократического" руководства).

"Дудаевский мятеж" (август-октябрь 1991 г.) приводит к созданию де-факто самостоятельной Чеченской Республики на территории большей части бывшей ЧИ АССР. В этих условиях ДУМ ЧИ преобразовывается в Духовное управление мусульман Чеченской Республики (ДУМ ЧР).

Однако это не придало единства чеченским мусульманам. Постоянно возникают соперничающие друг с другом исламские центры, не признающие друг друга. Одна из главных причин этого состояла в том, что исламское духовенство Чечни тесно связано с различными военно-политическими группировками, каждая из которых признаёт только своих духовных авторитетов.

Вопрос об отношениях ислама и власти в Чечне до чеченских войн не был решен однозначно — большинство чеченской элиты выступало за светское государство, хотя считало ислам национальной верой. Роль ислама все более росла после обретения независимости от России, и в особенности, после 1-й чеченской войны. Начиная с Джохара Дудаева, политика властей в Чечне и ислам неразрывно связаны между собой. Религиозные лидеры неизбежно превращались в политические фигуры, а политические лидеры выступали в роли религиозных идеологов. В 1992-1996 годах в Чечне существовало два "параллельных" мусульманских духовных управления — продудаевский муфтият, который с 1995 года возглавлял Ахмад Кадыров и пророссийский муфтият, который возглавлял Мухаммад-Башир Арсанукаев (умер в 1997 году). Кроме того действовали (и действуют) различные автономные общины и движения.

Все концепции государственного устройства Чечни (за столкновением которых явно просматривается борьба различных группировок за перераспределение власти) уже с сер. 90-х гг. предполагали исламский характер государства. Это, безусловно, свидетельствует о непопулярности в республике светской модели развития. Значительная часть низшего духовенства поддерживала режим президента Дудаева как "имама Чечни". Другие представители духовенства, в частности, влиятельная в республике накшбандийская община последователей Дени-шейха (Арсанова), выступали в оппозиции к нему. Нынешний духовный глава общины, Ильяс-хаджи Арсанов, стоял у истоков одного из антидудаевских движений, созданного в октябре 1991 г. С приверженцами накшбандийского тарриката в представлении чеченской мусульманской общественности связывается попытка оппозиции совершить антидудаевский переворот в Чечне — 31 марта 1992 г. Оппозицию, участвовавшую в перевороте, представляли и поддерживали последователи накшбандийского тарриката, в том числе в этом подозревали и Ильяс-хаджи Арсанова.

Ожесточение конфликта, постепенная исламизация общества заставили Дудаева, который не был известен, как ортодоксальный мусульманин, использовать ислам в качестве мощного политического аргумента. Идеологом исламской политики стал вице-президент Чечни — Зелимхан Яндарбиев. Джохар Дудаев уделял исламу особое внимание как важнейшему фактору сплочению чеченского народа10, однако при этом подчеркивал, что Чечня станет демократическим и правовым государством, а все ее граждане, независимо от их вероисповедания, будут равны в своих правах и обязанностях. Принятая в марте 1992 г. конституция Чечни зафиксировала отделение религиозных организаций от государства и гарантировала свободу отправления культа для всех граждан республики. В соответствии с этой политикой Дудаевым был принят указ об объявлении православной Пасхи, наряду с мусульманскими праздниками, нерабочим днем.

За официальное закрепление за исламом статуса государственной религии, за введение шариата и упразднение других органов власти выступала значительная часть мусульманского духовенства. И в феврале 1993 г. Дудаев предложил внести поправки к конституции, которые, в частности, предусматривалось придание исламу статуса государственной религии и введение в республике, при сохранении гражданского судопроизводства, шариатских судов.

В условиях усиливающейся оппозиции Дудаеву, экономического и социального кризиса президенту Чечни был необходим образа «вождя, ниспосланного Аллахом», «защитника веры». В апреле-мае 1993 г. сторонники Дудаева на улицах Грозного открыто защищали его как своего «имама»11.

В свою очередь, к исламу апеллировала и оппозиция, призывавшая народ не допустить установления в республике военной диктатуры или «спекуляции на исламе и исламской республике Джохара Дудаева». В гражданский раскол оказалось втянуто и мусульманское духовенство. При этом противостояние между продудаевской и антидудаевской религиозными «партиями» приобрело черты открытой конфронтации между последователями кадирийского и накшбандийского тарикатов. Нескольким видным представителям духовенства из числа накшбандийцев, сочувствовавшим оппозиции, фанатичные сторонники Дудаева объявили кровную месть.

После ввода федеральных войск в Чечню в 1994 году ислам вновь, как и осенью 1991 г., сыграл роль эффективного фактора национальной мобилизации — боевики регулярных чеченских вооруженных формирований, так и подавляющее большинство ополченцев называли себя муджахедами и воевали под лозунгом газавата.

После окончания боевых действий в августе 1996 г. новое политическое руководство Чечни во главе с Зелимханом Яндарбиевым взяло курс на радикальную исламизацию государства. В сентябре того же года его указом в республике был введен исламский уголовный кодекс (фактически скопированный с суданского). Ислам был объявлен государственной религией. Еще в апреле 1995 г. указом Дудаева в южных районах республики были учреждены шариатские суды. Они следили за соблюдением боевиками и местными жителями норм исламской морали и прежде всего — «сухого закона». Ополченцы, замеченные в употреблении спиртного, а также торговцы водкой публично наказывались палочными ударами.

Между тем, не все чеченские лидеры приветствовали курс на ускоренную исламизацию. Так, начальник главного штаба чеченских вооруженных сил Аслан Масхадов, занявший в правительстве Яндарбиева пост премьер-министра, выступал против поспешного объявления ислама государственной религией. Этот шаг, утверждал он, неизбежно приведет к появлению в Чечне «имама» и закончится повторением в республике «афганского» или «таджикского» сценария.

Тем не менее, сам Масхадов, идя в январе 1997 г. на президентские выборы в республике, включил в свою предвыборную программу пункт о строительстве «чеченского исламского государства». Возможно, того требовала политическая тактика: необходимо было перехватить лозунг исламского государства у оппонентов. А может быть Масхадов был искренне убежден, что законы Аллаха — это единственное, чему еще могут подчиниться его соотечественники.

Став президентом, Аслан Масхадов предпринял конкретные шаги по исламизации государственного устройства Ичкерии. В республике появилось Министерство шариатской госбезопасности; продолжали действовать шариатские суды и шариатская гвардия.

Опасность объединения полевых командиров, стоявших в оппозиции Масхадову, а также давление мусульманского духовенства заставили Масхадова издать в феврале 1999 года указ о переходе республики к «полному шариатскому правлению» (деятельность парламента приостанавливалась). В период фактической независимости Чечни (1997 — 1999) светский суд в Чечне был упразднен. Вместо него действовали шариатские суды, однако грамотных мусульманских юристов практически не было.

Новым для Чечни течением в исламе с начала 90-х гг. стал «ваххабизм». Ваххабизм, постоянно усиливавшийся в 90-е гг. принципиально изменил расклад религиозных и политических сил. Вдохновителем ваххабизма был дагестанский учитель Багаутдин Кебедов, ставший фактически духовным наставником Конгресса народов Чечни и Дагестана, который возглавлял Шамиль Басаев (Конгресс формально являлся организацией, от имени которой боевики хотели установить в Дагестане исламское государство). Ваххабизм проникал, в основном, во вновь создававшиеся мусульманские общины в Чечне. Ваххабитами становились молодые новообращенные мусульмане, которые ставили своей целью возрождение «чистого ислама» без примесей народных традиций, адата, и суфизма (A. Kudrjavcev “L’islam nel Caucaso settentrionale dopo la divisione dell’Urss” in: “Islam e politica nello spazio post-sovietico”. A cura di S. Filatov e A. Malasenko. Edizioni Fondazione Giovanni Agnelli. Torino. 2000).

Первая война сильнейшим образом стимулировала распространение в Чечне ваххабизма в его наиболее воинственном варианте, чему способствовал приток в республику иностранных муджахедов. Тогда проповедь чистого ислама только набирала обороты — мусульмане, в основном, вели боевые действия под эгидой кадирийского тарриката Кунта-хаджи. Идеология второй войны с Россией была уже полностью основана на ваххабизме.

Ваххабитская концепция исламского государства исходит из несовместимости шариатского правления с институтами современной парламентской демократии и необходимости сосредоточения всей полноты власти в руках имама, избираемого не всенародным голосованием, а решением авторитетного консультативного совета — шуры. В первую чеченскую войну в боевых действиях принимал участие так называемый исламский батальон, более известный в Чечне под названием «Джамаат». Его костяк составляло, по некоторым сведениям, свыше десятка чеченцев-репатриантов из Сирии, Иордании и Турции, приехавших в Чечню еще до войны. Были среди них и «профессиональные» муджахеды, прошедшие Афганистан и Боснию. Его духовным лидером был Фатхи аш-Шашани — чеченец иорданского происхождения с американским паспортом, ранее воевавший в Афганистане. В рядах «Джамаата» находились также добровольцы из Дагестана и других северокавказских республик, вдохновленные идеей войны за веру. За время войны в него влилось и немало чеченцев, привлеченных не только религиозными, но и материальными соображениями: члены «Джамаата», получавшего финансовую помощь из зарубежных мусульманских источников, были лучше вооружены и экипированы, чем обычные ополченцы. Бойцы «Джамаата» без колебаний выбирали боевые позиции на кладбищах, в том числе возле могил святых шейхов, демонстрируя чисто ваххабитское отношение к святыням чеченского народного ислама.

В чеченском обществе было сильно недовольство деятельностью ваххабитов, бесцеремонно навязывавших населению свое видение исламского порядка. Шариатские гвардейцы запрещали свадьбы, молодежные вечеринки, танцы и пение, не говоря уже об употреблении алкогольных напитков. Эта практика не могла не вызвать общего раздражения, тем более что зачастую «ревнители ислама» проявляли откровенное лицемерие, за взятки освобождая от палочного наказания торговцев водкой.

Ваххабитам покровительствовали влиятельные чеченские политики, среди которых были как откровенные оппоненты Масхадова (например, экс-президент Яндарбиев), так и члены его кабинета — министр иностранных дел Мовлади Удугов и первый вице-премьер Шамиль Басаев.

В 1997 г. в Чечне возникло много новых партий и общественных объединений, часть которых ориентировалась на радикальный ислам как идеологию государственного строительства и превращения Чечни в авангард борьбы за «полное освобождение Кавказа» от России. К таковым относились, прежде всего, движение «Исламская нация», созданное Удуговым и «Общественно-Политический Союз Кавказской Конфедерации», основанный Яндарбиевым. Лидеры обоих движений поддерживали тесные контакты с дагестанскими ваххабитами.

Ваххабиты Чечни эпохи второй чеченской войны группировались вокруг Высшего Маджлисуля шуры маджахедов, бывшего Совета полевых командиров, созданного после первой Чеченской войны и в 1998 году ставшего шурой. Амиром шуры являлся Шамиль Басаев, а при шуре действовал шариатский суд. В состав Шуры входили полевые командиры Ш. Бараев, В. Арсанов, З. Яндарбиев, М. Удугов и др.

У большинства чеченского населения и исламского духовенства ваххабизм со временем стал вызывать всё большое неприятие, а традиционный ислам стал всё больше сопротивлятья давлению ваххабизма. В этом отношении весьма показательна эволюция взглядов Ахмада Кадырова. Ахмад-хаджи Кадыров был избран муфтием Чечни летом 1995 года. В то время он был сторонником джихада против России. В этот период он считался человеком близким к Шамилю Басаеву, одно время он даже жил у отца Басаева в Ведено. Впоследствие Басаев и Кадыров стали противниками, так как Басаев примкнул к ваххабитам. В 1997-1999 гг. против Кадырова было совершено несколько покушений, так как он — последовательный кадирит — зарекомендовал себя, как жесткий противник ваххабизма. В конце августа 1999 года после провала джихада в Дагестане, Кадыров потребовал от президента Чечни Масхадова принятия трех указов: о выдворении из Чечни всех пропагандистов фундаментализма во главе с Хаттабом, о запрете ваххабизма на территории Чечни и о разжаловании Шамиля Басаева и предании его суду. Однако Масхадов не пошел на это, и напротив, после начала второй чеченской войны издал указ об отставке Кадырова за отказ объявить джихад России. Осенью 1999 г. Кадыров стал сотрудничать с федералами и был приговорен к смертной казни Асланом Масхадовым. "Предыдущая война была за идею независимости, и я поддержал ее"", — сообщил муфтий. Однако после окончания войны "народ не получил того, что ожидал", поскольку "ничего не делалось для народа".

12 июня 2000 года Ахмад Кадыров был назначен В. Путиным главой администрации Чечни. 22 августа 2000 года, в связи с этим, новым муфтием был избран Ахмад-хаджи Шамаев— единомышленник и правая рука Ахмада Кадырова, бывший раис-имамом (районным имамом) Шатойского района.

Когда в 2000 г. территория Чечни вновь оказалась под контролем российских властей, традиционный ислам начал возрождаться. Мусульманское духовенство в районах, которые стали контролироваться федеральными силами, выступает за гармоничное сочетание исламских законов и адата. Следуя позиции муфтия Ахмада Кадырова, а затем и Шамаева, имамы видят возрождение ислама в Чечне в суфийской традиции и в искоренении ваххабизма.

Мусульманское духовенство Чечни по сути дела продолжает политику, начатую президентом Дудаевым, и выступают за тесное сотрудничество власти и ислама.

От федерального руководства чеченские лидеры требуют уступок в применении норм шариата наравне с российским законодательством. Шариат, по мнению членов правительства Кадырова, может применяться в области семейного и гражданского права, исключая уголовное. Традиционалистское понимание ислама у Кадырова не предполагает буквального осуществления шариата, как этого требуют ваххабиты. Продолжая линию Кадырова, Ахмад Шамаев считает, что из-за ваххабитов надолго испорчены отношения Чечни с Дагестаном. Муфтий официально извинился перед народом Дагестана за события 1999 года. Недоверие между русскими и чеченцами муфтий надеется восстановить постройкой в Грозном церкви и мечети рядом друг с другом12.

Экстремальные обстоятельства жизни в условиях перманентного вооружённого кофликта, постоянное существование под страхом смерти естественно привели к радикализации, политизации и упрощению исламской идеологии в Чечне. По существу у чеченцев выбор небольшой: традиционный ислам или ваххабизм. Других влиятельных идеологий нет. Но вооружённый конфликт когда-нибудь кончится. Тогда те духовные и интеллектуальные ответы на вызовы времени, которые сейчас можно встретить в Дагестане и других республиках Северного Кавказа, неизбежно появятся и в головах некоторых чеченцев.

В сравнении с Дагестаном и Чечнёй, другие республики Северного Кавказа, народы которых традиционно исповедуют ислам — Кабардино— Балкария, Карачаево-Черкесия и Адыгея имеют ряд существенных отличий, одна из главных причин которых заключается в исторически более позднем проникновении ислама в этот регион и более ранних и более глубоких связях с Россией. У коренных народов этих республик общий уровень исламской религиозности значительно ниже, чем у чеченцев и дагестанцев. Зато гораздо большее значение в духовной жизни имеют «народные», доисламские традиции и представления. Это, пожалуй, наиболее принципиальное отличие народов запада Северного Кавказа, от народов восточной части региона.

В обычаях и религиозных представлениях черкесов и абазинов заметна сохранность язычества (например, поклонение Священному Эльбрусу, верховному богу Тха, жертвоприношения некоторым языческим богам). Ведущий специалист по культуре и мировоззрению черкесов проф. Ибрагим Калмыков в интервью 23.10.98 г. сказал нам, что «среди черкесской и абазинской молодёжи в последнее десятилетие наблюдается больший рост интереса к языческому, чем к исламскому наследию народа. До сих пор, однако, этот рост не привёл к возникновению каких-либо форм организованного возрождения языческой религии и носит исключительно культурный характер». Особую "парарелигиозную" роль играет для черкесов отношение к своду национального этикета "хабзэ", имеющего в основном языческое происхождение. Калмыков отмечает: «для черкесов объединяющая сила — в хабзэ, ислам— лишь приложение. У нас большим уважением пользуются старейшины, а не имамы. Хасэ (Совет старейшин), являющийся традиционной формой местного самоуправления, решает у нас все вопросы. Имамов в хасэ часто вообще не приглашают. Имамы у нас в основном занимаются похоронами».

Тюркские народы Карачаево-Черкесии — карачаевцы и ногайцы — также сохранили некоторые языческие верования, пережитки тенгрианства, и близкий к черкесам этикет. Однако у тюрок мусульманская религия укоренилась сильнее, исламское возрождение в основном происходит в их среде, а этикет и пережитки язычества играют меньшую роль.

Очень сходно в этом отношении и мировоззрение кабардинцев с балкарцами. Среди этих народов ислам также подвержен сильному влиянию местных верований и традиций, а мусульманские обряды тесно переплетаются с народными. Важнейшую роль до настоящего времени в жизни кабардинцев играют народные традиции и обычаи — "адаты", выполняющие роль своего рода "парарелигии". В первую очередь это адыгский кодекс морали и чести "адыгэ-хабзэ", имеющий в основном языческое происхождение. Во многих случаях этот кодекс считается важнее мусульманских обычаев и шариата. В этой системе этических норм важное место занимают традиции почитания старших ("власть старшего равна власти Бога"), культ предков, воинская доблесть ("из адыгского воина также трудно сделать муллу, как из турецкого муллы — воина"), почитание гостя, культ семьи, а также обряды, связанные с пищей ("пища важнее Корана"). В селах древние народные обычаи сохранялись на протяжении всех лет советской власти и заметно усилились в последние годы. Единственным обрядом, в котором сильна мусульманская традиция, остаются похороны (хотя и этот обряд в определенной мере дополнен домусульманскими обычаями).

Доисламские верования оказывали и продолжают оказывать влияние на образ жизни кабардинцев. Для кабардинцев характерно одновременное почитание языческих, христианских и мусульманских божеств (джинов), при этом последние две категории, как правило, мифологизируются и приобретают определенные черты языческих культов. Язычество присутствует в адыгэ-хабзэ в виде постоянного обращения в призывах и клятвах к богу Тха.

Современный исследователь адыгской культуры Баразби Бгажноков — что называется демократ «первой волны». В 1991 году при его участии с главной площади Нальчика был убран памятник Ленину. В его представлении адыгская этика вовлекает в сферу своего влияния религиозное сознание и подчиняет его. Это явление актуально для всех периодов исторического развития адыгов-черкесов (кабардинцы — пятигорские черкесы). Адыгэ-хабзэ обладает столь большой социально-бытовой ролью в Кабарде и в других адыгейских регионах, что адыгство считается творением Бога. По мнению Бгажнокова, «в сознании основной массы черкесского населения — это способ бытия в мире, дарованный народу мусульманским Аллахом или языческо-христианским Тха, подобно тому, как самим Создателем спускаются народам священные писания. Поэтому считается, что человек, не соблюдающий заповедей адыгства, навлекает на себя гнев самого Бога. Распространены суждения типа: «Когда наши души покинут тело и предстанут перед Аллахом, он спросит с упреком: «Я даровал вам адыгагъэ, чтобы вы жили в соответствии с его законами, почему же вы пренебрегли моим даром?»» Таким образом, адыгская этика сопоставима с непоколебимой национальной религией, которая лояльно и терпимо воспринимает мировые религии — ислам и христианство». (Б.Х. Бгажноков. “Адыгская этика”. Нальчик, 1999, с. 84).

У балкарского народа (тюрков по происхождению) также существует свой народный этикет — тауадэт (горный адат), который столь же тесно связан с исламом, как и у кабардинцев. Тауадэт практически полностью повторяет нормы адыгэ-хабзэ (многие исследователи полагают, что горный адат у балкарцев полностью заимствован у кабардинцев). В силу того, что тауадэт не является столь всеобъемлющей самостоятельной культурно-бытовой системой, как «адыгэ-хабзэ» у кабардинцев, ислам среди балкарцев более укоренен. В балкарских селах ислам ортодоксальней, чем в целом по Кабардино-Балкарии, а соблюдение всех чисто мусульманских предписаний более последовательное.

Ещё большее роль “народные традиции” играют в общественном сознании адыгейцев. Значении "хабзе"— адыгства и магии прекрасно видно по публикациям, вышедшим в Майкопе после 1990 г. При практически полном отсутствии работ об исламе в Адыгее, изданы десятки книг, брошюр, статей о "народной медицине", обычаях, "хабзе"-адыгстве, повериях и сказаниях. В одной из таких работ13, например, утверждается, что свод моральных заповедей, которым руководствуются адыги, аналогичный библейскому Декалогу, содержится в устной традиции "хабзе" (а не в исламе). Среди адыгейской интеллигенции в последнее время появились популяризаторы и пропагандисты адыгейского язычества во всей его полноте — с его мифологией и забытыми обрядами (Айдомир Зафесов и Нурбий Лафпоче из Гуманитарного института, писательница Эмилия Шеуджен), но до сих пор это движение не имеет своей организации. А попытки кодификации возможного будущего учения практически не предпринимаются.

Приверженность «народным обычаям» укрепляет национальное самосознание, но не приводит однозначно ни к ориентации на Запад, ни к ориентации на Восток. Сторонники «горских традиций» могут одновременно поносить «русский империализм», «экспансию ислама» и «западную бездуховность». Причём, каждый из них может к чему-то из этого относиться терпимее, а к чему-то более непримиримо. Впрочем, носители «горского сознания» иногда определяют своё мировоззрение как «мост» между Востоком и Западом.

На общем фоне преобразований в сфере религиозной жизни мусульман Северного Кавказа за последнее десятилетие процесс исламизации кабардинского общества выглядит достаточно скромно: на начало 1997 г. в Кабардино-Балкарии было зарегистрировано 96 общин, в то время как в Дагестане — 1200.

Руководство ДУМ Кабардино-Балкарской республики во главе с Шафиком Пшихачевым является оплотом традиционного ислама с либеральным уклоном. Муфтий Пшихачев, назначенный в 1989 году при содействии властей Кабардино-Балкарии, которые уже тогда возглавлял Валерий Коков, не является авторитарным лидером и позволяет внутри ДУМ максимальную свободу, которую ограничивают лишь предписания властей. Пшихачев, как и его заместитель Тахир Атмурзаев, придерживается либеральных взглядов на ислам, поддерживает внедрение европейских ценностей в мусульманское мировоззрение и считает себя единомышенником либерального муфтия Талгата Таджуддина. Мусульманские лидеры Кабардино-Балкарии называют себя патриотами России и выступают против введения норм шариата. Они считают, что шариатские нормы следует воспринимать «духовно», «символически». По выражению одного из руководителей ДУМ, «шариатское законодательство здесь никогда не получится; нам шариат не нужен, если будешь к этому призывать, то обманешь народ. В Мекке даже бесплатно не буду жить». Суфийская традиция, по словам заместителя муфтия Тахира Атмурзаева, является интеллектуальной традицией ислама, а суфизм имеет свои исторические корни в Кабарде. По словам зам. муфтия Тахира Атмурзаева, суфийская традиция еще почитается в селах среди стариков, в Кабарде — суфийские шейхи из Дагестана до революции внесли в ислам особую философскую глубину. Лидеры Духовного Управления надеются, что им удастся создать такую культурную атмосферу, которая существовала в Кабарде до революции в среде кабардинской мусульманской интеллигенции, когда шариатское судопроизводство сочеталось с местными традициями, а ислам считался самым мягким, веротерпимым и лояльным по отношению к России на Северном Кавказе.

Основным направлением политики исламских лидеров Кабардино-Балкарии (КБ) в начале 90-х гг. было развитие мусульманского образования и подготовка собственных преподавательских кадров в различных учебных заведениях, прежде всего, на Ближнем Востоке. В "Программе возрождения адыгской культуры", представленной в 1992 г. Конгрессом кабардинского народа — ведущей организации кабардинского национального движения, предусматривалось ввести во всех учебных заведениях республики предмет "основы ислама" (дин хабзэ) в качестве обязательной дисциплины, а также сотрудничать с ДУМ КБ, "особенно в организации медресе и детских школ по изучению основ ислама". В 1991 г. в Нальчике открылась первая официальная школа-медресе, которая в 1993 г. была преобразована в Исламский институт. Широкую благотворительную поддержку институту оказала международная исламская организация "Спасение" (центр организации расположен в Саудовской Аравии). Большую поддержку развитию ислама в КБ оказывают арабские страны. Около сотни студентов из Кабардино-Балкарии проходили обучение в Саудовской Аравии (Университет Мохаммада бен Сауда), в Египте, Сирии, Иордании и Турции.

Однако всем этим инициативам либо не суждено было получить серьёзное развитие, либо они были законсервированы по инициативе светских властей. Главной причиной этого стала начавшася в 1994 году первая Чеченская война. Чеченский конфликт повлек за собой поток беженцев из Чечни, в том числе и в Кабардино-Балкарию. Основной проблемой властей стали «ваххабиты», под которым подразумеваются экстремисты-мусульмане, призывающие к войне против России и к установлению исламского государства в республиках Северного Кавказа.

Даже развитие традиционного ислама стало вызывать у представителей власти опасения. Несмотря на то, что ваххабиты вызывали раздражение, если не сказать ненависть, у мусульман, принимающих адат, ислам, связанный с народными традициями, был поставлен под жесткий контроль республиканского руководства. В конце 90-х гг. подозрения властей в «ваххабизме» вызвал Исламский институт и он был закрыт «на переаттестацию». Занятия в институте, несмотря ни на что, были продолжены, а руководство ДУМ надеется вновь получить лицензию на преподавание.

В 1992 г. началась разработка проекта по строительству в Нальчике крупного общественно-религиозного центра, где предполагалось разместить ДУМ КБ, молельный зал на полторы тысячи мест, зал бракосочетаний, конференц-зал, библиотеку, книгохранилище, типографию (архитектор — Заур Матуев). В 1994 г. мусульмане республики с участием президента республики В. Кокова, представителей общественных организаций, районных и городских органов власти заложили первый камень этого религиозного центра. Во время проведенного в республике марафона были собраны значительные средства на джума-мечеть (соборную мечеть), однако собранные деньги исчезли (как объясняют руководители ДУМ — сгорели в банке). Власти сочли, что внушительный исламский центр в городе не нужен и выделили мусульманам под мечеть бывший кинотеатр на окраине города.

Общественная активность мусульман 90-х гг., была также поставлена под контроль властей. Опасения вызвала поддержка, которую мусульманским общинам оказывали арабские организации, аккредитованные в республике: "Спасение", Всемирная ассамблея исламской молодежи "ан-Надва" и другие. При содействии Саудовской Аравии в Нальчике создан Центр исламской молодежи, организовано отделение Международной организации по спасению ислама — "Дагуат". Деятельность "Дагуат" координировалась ДУМ и Советом раис-имамов КБР. В 2000 г. по распоряжению властей все исламские центры, за исключением исламских компьютерных курсов, были закрыты. Любая деятельность мусульман стала легальной только в рамках ДУМ.

В свою очередь, административная политика ДУМ находится под полным контролем властей республики, которые стремятся сделать ДУМ органом, полностью контролирующим все мусульманские общины в Кабардино-Балкарии. Выборность имамов в общинах строго регламентирована — избранный членами джаамата (общины) имам должен пройти утверждение у раис-имама (районного имама) и получить аттестацию в Духовном управлении, где для этого существует специальная комиссия.

В послании президента Кокова в начале 2001 года в абзаце, посвященном религии, провозглашается основной принцип: «Важной приметой перемен в жизни республики стало становление новой модели отношений между религиозными организациями и государством. В республике нет и не должно быть места крайним течениям ни в исламе, ни в православии, ни в других конфессиях. В Кабардино-Балкарии не было и не будет места религиозному, да и иному экстремизму»14.

Отношение правящей советской по происхождению элиты к исламу без сомнения отражает не только её взгляды, но и взгляды многочисленного секуляризованного городского населения, испытывающего страх перед перспективой исламизации республики.

Однако и в Кабардино-Балкарии возникло радикальное протестное мусульманское движение. Жесткая политика президента Кокова в отношении мусульманской активности и либеральная позиция ДУМ, руководство которого ратует за интеллектуальный ислам «без джихада и шариата», все более раздражает молодых мусульман-неофитов, выступающих за «чистый ислам». В оппозиции ДУМ Кабардино-Балкарии стоят молодежные мусульманские общины, состоящие, в основном, из неофитов. Для них истинная вера — это чистый ислам, без примесей народных обычаев и суфийской традиции. Шариат является нормой мусульманской жизни, идеалом, который, по возможности, нужно достичь. Лидеры оппозиции официально состоят в ДУМ. Неформальным лидером оппозиции является имам-хатыб мечети в Вольном Ауле (около тысячи прихожан) — Муса Мукожев, ученик Ахмада-кади Ахтаева, одного из дагестанских учителей умеренного ваххабизма. Муса Мукожев до 2000 года был главой закрытого властями исламского центра, который занимался изучением арабского языка и чтением Корана. Они обвиняют ДУМ в губительной, по их мнению, для ислама в республике лояльности властям, в том, что руководство муфтията не отстаивает интересов мусульман перед властями, а его руководство не придерживается ортодоксального ислама. По мнению оппозиции, исламские общественные организации были закрыты при попустительстве ДУМ, а средства, собранные верующими на строительство мечети, растворились среди чиновников и исламских лидеров республики.

Сторонники Мусы Мукожева считают, что ислам в Кабардино-Балкарии должен возрождаться с чистого листа. Если в Кабарде и была какая-то суфийская традиция, то ее следует забыть, а местные народные традиции, связанные с адыгской этикой, не должны противоречить исламу, тем более, что, по мнению противников ДУМ, все лучшее есть в чистом исламе. Применение ислама, по их словам, должно быть полным, но путем образовательного и культурного роста верующих. С точки зрения старосты центральной мечети в Нальчике Хызыра, власти, закрывая исламский центр и институт, относятся к мусульманам неуважительно — «сейчас они пренебрегают нами, а ведь будущее за исламом, и чтобы решить свои проблемы они придут к нам». По его словам, пока молодые мусульмане занимаются самообразованием при джамаатах (общинах), а «бывшие советские руководители отвращают наших детей от религии с помощью массовой культуры».

Наиболее радикальные представители исламской молодежи становятся потенциальными боевиками, выступающими за идею исламского государства — опасность «ваххабизма» и экстремизма в Кабардино-Балкарии связывается, в основном, с полулегальными общинами и с подпольными группами, которые возникают спонтанно в результате деятельности чеченских и ближневосточных проповедников «чистого ислама» и «священной войны» с «неверными» в России. По словам заместителя муфтия Тахира Атмурзаева, такого рода группы возникают обычно в мечетях, где еще нет имама или имам является неопытным служителем. В ДУМ полагают, что из таких общин рекрутируют добровольцев в Чечню на войну с федералами — муфтият потерял таким образом уже много образованных мусульман. По словам муфтия Пшихачева, в республике есть "подпольные эмиры, собирающиеся создавать халифат". "Это неформальные молодые люди, которые очень не любят слово "ваххабит", но очень похожи на них". Наличие независимых исламских организаций вызывает беспокойство у муфтия15.

Религиозная ситуация в Карачаево-Черкесии развивается по схожему с Кабардино-Балкарией сценарию. Духовное управление Карачаево-Черкесии и Ставропольского края (ДУМКЧиС) во главе с карачаевцем И. Бердиевым возникло в 1990 г. В идеологии ДУМКЧиС сочетается верность народным традициям и обычаям (адату), полное признание авторитета светских властей (республиканских и федеральных — "мы россияне"). Теоретически признаётся превосходство шариата над светским правом, но при этом утверждается практическая невозможность его внедрения в обозримом будущем.

ДУМКЧиС находится в теснейшей политической связи с властями республики. Власти финансируют созданный в 1993 г. при их участии Исламский институт имени Абу-Ханифа. Однако мусульманское диссидентское движение сильнее и радикальнее, чем в Кабардино-Балкарии.

Лидеры ДУМКЧиС и светские власти республики предпринимают многочисленные усилия, чтобы поставить под полный контроль жизнь исламских общин. В первую очередь антимиссионерская деятельность властей направлена против неофициальных исламских проповедников. Как заявил нам в интервью 23.10.98 г. ректор Исламского института Исмаил Бостанов, "мусульмане обязаны слепо повиноваться демократически избранному муфтию. Кто ему не повинуется — тот не мусульманин. Восставать против наших обычаев, родителей и властей — восставать против ислама".

С помощью правооохранительных органов республики руководство ДУМКЧиС преследует многочисленных религиозных диссидентов, выступающих против муфтия Бердиева. Мусульманское диссидентское движение в Карачаево-Черкесии зародилось в 1989 г. В первое время (до 1991 г.) наиболее ярким его проявлением была партия Исламского возрождения, созданная Ахмедом Биджи-улу (Мухаммадом Биджиевым). На основе этой партии он попытался создать независимый от ДУМЧКиС имамат Карачая.

30 ноября 1991 г. в Доме Советов Карачаевска состоялось собрание сторонников Биджиева, которое объявляется I Съездом мусульман Карачая. На съезде провозглашается Имамат Карачая во главе с М.Биджиевым. Власти оказали решительный отпор притязаниям Биджиева на III Внеочередном Съезде мусульман Карачево-Черкесии и Ставрополья 11 декабря 1991 г., на котором биджиевские мероприятия были раскритикованы и признаны незаконными. Биджиев был вынужден покинуть Карачаево-Черкесию. В республике у него осталась микроскопическая группа активных последователей.

Параллельно с деятельностью М. Биджиева и частично в сотрудничестве с ним с конца 90-х гг. осуществлялись и другие попытки организации структур, противостоящих ДУМКЧиС. Это, к примеру, оргкомитет мусульманских общин по строительству медресе в с. Учкенен или Совет Имамов Малокарачаевского района.

Власти Карачаево-Черкессии сумели быстро подавить эту первую, самую эмоциональную волну мусульманского диссидентства. Однако очаги сопротивления не исчезли. Главным таким очагом стала мусульманская община села Учкекен, которую возглавляет Рамазан Борлаков. Его сторонниками было захвачено здание медресе и сформирован преподавательский состав медресе из числа сторонников Борлакова, лидера организации "Мусульман джаамата". Борлаков, в отличие от Биджиева, постоянно лавирует в своих отношениях с властями, публично не ставит под сомнение авторитет ДУМКЧиС. Соответственно, и власти не предпринимают против него решительных действий, перемежая угрозы посулами. В частности, власти пошли навстречу Борлакову и аттестовали преподавателей не признанного властями медресе.

В результате Борлаков стал номинальным лидером малоорганизованного и идейно разношёрстного движения исламского диссидентства. На него оказывают влияние легальные и нелегальные миссионеры из Сирии, Иордании, Саудовской Аравии, а также лидеры националистических организаций карачаевцев, ногайцев. Среди оппозиционеров много людей, недовольных моральным разложением общества, беззаконием и произволом властей. Есть сторонники "очищения" ислама от народных обычаев и советских традиций. Известно о том, что возникали радикально-экстремистские группы, готовые к вооружённой борьбе с "неверными"16. С 1999 г. в прессе стали появляться сведения о существовании в республике учебных лагерей для местных ваххабитов под руководством чеченских инструкторов. По сообщению "Известий" (12.09.2000), в медресе селения Учкекен проходили обучение молодые люди, впоследствии обвинённые в организации террористических актов в Москве и Волгодонске. Формально медресе считалось мусульманским центром, финансирование которого осуществлялось из Турции через Азербайджан. После того, как стало ясно, что медресе является центром подготовки террористов, оно было закрыто. В 2000 г. несколько ваххабитов из Карачая, прошедшие подготовку в Чечне, участвовали в организации нескольких террористических актов в Ставропольском крае и Карачаево-Черкесии.

Если среди дагестанских народов, глубоко укоренённых в мусульманской культуре в последнее десятилетие успешно распространяется протестантизм, то ещё большего успеха протестантские миссии достигают в менее исламизированных Карачаево-Черкесии, Адыгее и, особенно, Кабардино-Балкарии. В 90-ые гг. в этих республиках проповедовали миссионеры из других регионов России, Украины, стран Запада и Южной Кореи. К 2000 г. во всех этих республиках возникли общины и автономные группы баптистов, евангелистов, адвентистов и, особенно, пятидесятников, состоящие из представителей коренных горских народов. Теперь пасторы большинства этих общин-горцы и богослужение осуществляется на родных языках прихожан17.

Среди мусульманского духовенства и рядовых верующих широко распространены антипротестантские настроения. Одной из ярких демонстраций этих настроений была реакция мусульман в мае 1998 г. на приезд в Карачаево-Черкесию норвежского проповедника--евангелиста Эдвардсен. Во время его визита во всех городах, куда он приезжал были организованы антихристианские пикеты и демонстрации, были попытки сорвать его выступления. По всей республике распространялась листовка, в которой Запад обвинялся в многовековом заговоре против ислама (в листовке в частности говорилось "...Эти гнусные крестоносцы хотят посредством разврата разрушить основы исламского общества...Пропагандистские организации христиан распространяют лживые сообщения о бессилии своих учреждений и провале своих планов. Их цель-обманом успокоить и словно гипнозом усыпить мусульман, чтобы они не выступали против христианской пропаганды...Сегодня и в нашей республике мы наблюдаем активизацию христианской пропаганды и некоторые результаты её пагубного воздействия. Нашу республику наводнила масса религиозной и особенно сектантской литературы. Эти книги и брошюры очень высокого качества полиграфии. В основном они засылаются к нам из Англии и США. Различные христианские секты активизировали свою деятельность щедро финансируемые из Запада. Вся эта литература выпускается на языках почти всех традиционно исламских народностей Кавказа"). Перешедших в христианство горцев их близкие часто подвергают остракизму. В некоторых случаях обращенных в христианство родственники даже лишают погребения в родном селе. Тем не менее число горцев-протестантов постоянно растёт.

Как известно, мусульмане во всём мире очень редко переходят в христианство, поэтому востребованность протестантской проповеди горскими народами — явление отражающее уникальную духовную и культурную ситуацию сегодняшнего Северного Кавказа, находящегося в поисках собственной духовной идентичности. На фоне некоторых успехов протестантского миссионерства особенно заметно почти полное отсутствие обращения горцев в православие. Немногочисленные случаи перехода горцев в православие почти исключительно связаны со смешенными браками. Коренные народы Кавказа относятся к православию как к этнической религии русских и не воспринимают его в качестве возможного для себя духовного выбора. Духовное присутствие России в душах горцев в основном существует в форме российской светской культуры— как популярной, так и классической, привитой десятилетиями советской школы. Только один яркий пример— один умеренно фундаменталистски настроенный имам-карачаевец в разговоре с нами цитировал Толстого и Лермонтова (“которые знали и уважали Кавказ”) и наизусть декламировал большие стихотворные отрывки из Пушкина.

Народы Северного Кавказа сейчас переживают критический период переосмысления своих религиозных и исторических традиций. Внутри горского общества кристаллизуются конкурирующие друг с другом идеологические и духовные культурные течения, которым трудно найти между собой взаимопонимание. Сейчас Северный Кавказ стоит перед принципиальным цивилизационным выбором пути своего развития.


1 М. Борисов. «Горские рецепты выживания»— журн. «Эксперт», 1999 №8, с. 45.

2 А. Малашенко “Исламские ориентиры Северного Кавказа”— М, 2001, с. 88.

3 Там же, с.90.

4 Там же, с. 91.

5 «Независимая Газета» оценивает число его мюридов в 300 тысяч. Гаджи Магомедов «Что страшнее ваххабизма. Дагестан может поменять светскую власть на духовную» // «НГ», 7. 08. 2001.

6 «НГ»-07.08. 2001.

7 "Независимая газета", 02.09.99.

8 Гурия Мурклинская "Дагестан: с Россией или без неё" // НГ-регионы, 1999 №8.

9 «Коммерсант», 01. 07. 1999 г.

10 Д. Дудаев «Тернистый путь к свободе». Грозный, 1992, с. 13.

11 «Экспресс-хроника», № 18, 26 апреля-3 мая 1993 г.

12 Благовест-инфо, №5, 30 января — 5 февраля 2001 года.

13 См.: Р. Х. Савб "Мудрость адыгского этикета", Майкоп, 1995 г.

14 «Газета Юга», №5, 1 февраля 2001 года.

15 Татьяна Титова. Кабардино-Балкария: регистрация продолжается // Кестонская Служба Новостей. 3 ноября 2000.

16 "Доходило до того, что некоторые "борцы за чистоту ислама" ратовали за насильственную исламизацию населения республики под угрозой смерти, распространялись видеофильмы, содержащие призывы к вооружённому джихаду, разжигающие русофобию... Известен случай, когда житель нашей республики под предлогом обучения в медресе прошёл курс военной подготовки. В его конспектах подробным образом излагалась техника ночного боя, ведение диверсионной работы, устройство боевого оружия." —Е. Кратов "Ваххабизм в КЧР"-газета "День республики", Черкесск, 24.09.98.

17 см. подробнее: R. Lunkin. Russia ’s Native Peoples: Their Path to Christianity— in: — “Religion, State & Society” (Oxford ), 2000, № 1.

Источник: Религия и общество. Очерки религиозной жизни современной России / Отв. ред. и сост. С.Б.Филатов. — М.; СПб.: Летний сад, 2002. — 488 с.

Актуальная репликаО Русском АрхипелагеПоискКарта сайтаПроектыИзданияАвторыГлоссарийСобытия сайта
Developed by Yar Kravtsov Copyright © 2020 Русский архипелаг. Все права защищены.