Версия для печати

Социалистический декаданс

Realism and socialist realism in Ukrainian painting of the Soviet era: History. The collection. Experiment. Kyiv: LK Maker, 1999. 320 p.
Реалізм та соціалістичний реалізм в українському живопису радянського часу: Історія. Колекція. Експеримент / Автор проекту Ю. Манійчук. Київ: LK Maker, 1999. 320 с. (Реализм и социалистический реализм в украинской живописи советской эпохи: История. Коллекция. Эксперимент. Киев: LK Maker, 1999. 320 с.)

Описываемая книга, подготовленная совместными усилиями киевских, харьковских, сумских и донецких искусствоведов (среди которых следует отметить в первую очередь автора «интеллектуальной» части — авторитетнейшего знатока украинского искусства XX века Бориса Лобановского и автора концепции Юрия Манийчука), — это не просто научная монография или альбом репродукций. Это довольно необычный проект, посвященный осмыслению советского украинского изобразительного искусства 1950—1980-х годов.

Помимо всех прочих достоинств (неплохой дизайн, качественная полиграфия), проект украинских искусствоведов подвергает «остранению» странный эстетический феномен, некогда обозначенный как «социалистический реализм». Так, например, начинаешь отчетливо понимать, что под этим словосочетанием в разные периоды советской истории понимались три совершенно различные по своей внутренней природе явления (видимо, подобное озарение происходит с читателем даже помимо авторского замысла!).

Сначала — это искусство 1920-х годов (условно говоря, «соцреализм-до-соцреализма»), в котором отобразились апокалиптические мотивы, воля к тотальному переустройству Вселенной, религиозное «горение» раннесоветской эпохи — эпохи «космического коммунизма». Павел Корин, Кандинский, Малевич, разработки ВХУТЕМАСа, открытие Флоренским обратной перспективы в православной иконописи, «византизм» Бойчука и бойчукистов (последние, к сожалению, мало известны в России), а также фильмы Эйзенштейна и Довженко, проза Андрея Платонова, Мыколы Хвылевого, поэзия Блока, ранних Николая Заболоцкого и Павла Тычины, Владимира Маяковского и Михайля Семенко, идеи Бахтина и «формалистов», «Диалектика мифа» Лосева. Именно из подобного барочно-авангардно-символистского эсхатологически ориентированного искусства и рождается соцреализм.

В 1930-е годы советская идеология простилась с авангардом, с «космическими» утопиями гностического происхождения, с идеей тотального преображения Вселенной и апокалиптическими чаяниями, переориентировавшись на построение централизованной коммунистической метаимперии деспотического типа.

Соответственно и советская культура, к тому времени уже полностью контролируемая через разнообразные союзы писателей, композиторов, художников, театральных деятелей и т.д., в наибольшей степени монументальна, статична, величественна, академична, псевдоклассицистична и ритуализирована по средневековым канонам. Это Николай Островский, Фадеев, Корнейчук, «Прапороносці» Олеся Гончара, монументализм сталинской архитектуры, агиографические сказания о советских «святых мучениках» — деиндивидуализированных героях-сверхчеловеках — Корчагиных, Маресьевых, Матросовых, Космодемьянских, молодогвардейцах. Обобщенно говоря, стиль «Сталин».

Окончание сталинской эпохи принципиальным образом повлияло и на соцреализм: монументальное начало в нем выхолащивается, официоз часто похож на пародию, обезличенные титаны превращаются в людей со своими слабостями, с неповторимыми лицами. Искусство «декадентирующего соцреализма», совпавшего с эпохами Хрущева и Брежнева, уже порядком устало от «высоких» жанров — тематического революционного полотна, парадного портрета, от идиллической композиции — на первый план выходит психологический портрет, лирический пейзаж или натюрморт, в художественной литературе усиливаются лирические рефлексии и самоуглубленность. Эсхатологические и «вселенские» мотивы замещаются вполне «земными» ценностями, соцреализм от барочно-авангардистских выразительных средств, характерных для искусства 1920-х годов, от псевдоклассицизма и монументализма 1930—1950-х движется в направлении декаданса 1960—1980-х: индивидуализация стиля позднесоветского «арта» означала его «очеловечивание», измельчание, обуржуазивание. Коммунизм из грезы об онтологическом переустройстве бытия как такового превращается в мечту о материальном изобилии: тот же Хрущев, говоря о построении «светлого будущего» к 1980-му году, имел в виду всего лишь «общество потребления».

Именно этот период советского изобразительного искусства и зафиксирован в книге. Но авторская оригинальность состоит в том, что туда вошли не известные работы «раскрученных» художников (Татьяна Яблонская, Александр Шовкуненко, Вадим Одайник, Михаил Хмелько, Александр Лопухов, Татьяна Голембиевская), а как раз наоборот — забытые, отвергнутые по каким-либо причинам полотна (что-то когда-то не принял худсовет, что-то затерялось в запасниках провинциальных музеев, что-то — в чуланах давно умерших художников) — всего около 130 позиций.

Чтобы выявить и собрать представленную в книге коллекцию, было организовано несколько экспедиций по музеям и другим культурным учреждениям Восточной Украины (Киев, Харьков, Сумы, Донецк, Бердянск, Запорожье, Херсон, Днепропетровская область) — художники этого региона, что естественно, представляют прежде всего киевскую и харьковскую академические живописные школы (Борис Колесник, Елена Кириченко, Михаил Антончик, Виола Пушкарева, Юрий Любавин, Григорий Боня, Илья Васильченко, Иван Евченко, более известный как искусствовед Платон Билецкий).

На определенном временном удалении от Советской эпохи многие вещи, вызывавшие еще совсем недавно неприятие, аллергию и раздражение, прежде всего — культура социалистического реализма, теперь предстают в несколько ином обличии: вместо тотального стиля современный взгляд распознает в том искусстве целый калейдоскоп разнообразных культурных языков: средневековья (агиографичность, четкая граница между «сакральным» и «профанным»), барокко и авангарда («барочный космизм», а также полифонизм, внутренняя динамика, формальные поиски раннесоветского кино и литературы), классицизма (моделирование «идеального» человека, доминирование «разума», рационального начала, деление героев на «хороших» и «плохих»), романтизма («революционная романтика», культ «сильной личности»), в незначительных дозах — элементы реалистического искусства XIX века (пристальное внимание к деталям, идеологическо-эстетические установки на изображение «типического» в «типичных обстоятельствах»; как это не странно, но реализма в соцреализме не так уж и много!).

На фоне подобного переосмысления проект украинских искусствоведов «Реалізм та соціалістичний реалізм в українському живопису радянського часу» выглядит не столько как самодостаточное и завершенное исследование, но как приглашение к большой работе по новому, пост-постмодернистскому «прочтению» всей советской культуры.