Зависть и надежда

Предисловие к книге Роберты Грац "Город в Америке: жители и власти"

Начну с благодарности Обществу развития родной культуры за 2-е издание книги Роберты Грац «Американский город: жители и власти». Написанная талантлив и страстно, она не просто интересна: когда профессор Московского архитектурного института Вячеслав Глазычев, специалист в обсуждаемых автором вопросах (назову лишь две его книги – «Городская среда: технология развития» и «Глубинная Россия») сопоставил проблемы американской и российской (советской) практики градостроительства, «интереснее всего ему показалась неожиданная, удивительная легкость, с которой в таких чужих, таких иных американских ситуациях опознаются наши ситуации в наших городах (потому, думаю, он и взялся за перевод). Я не мог предположить, что эта книга обладает ко всему прочему достоинствами почти учебника градоводства, да к тому же настолько универсального, что три четверти его содержания…прямо и недвусмысленно приложимы к городу России сегодня».

Разделяя его оценку, я предложил бы правительства издать эту книгу тиражом, достаточным для того, чтобы вручить ее политикам, принимающим градостроительные решения на федеральном, региональном и муниципальном уровнях, снабдить ею всех, кто занимается проектированием, и чтобы ее могли получить и читать те наши «простые» граждане, которые любят свой город, страдают от его разрушения и готовы включиться в борьбу за его возрождение, для начала своего ближайшего окружения. Читать не столько как учебник, а чтобы извлечь выводы из чужих ошибок и способов их исправления. Потому что я очень надеюсь, что при всех различиях – в истории, традициях, экономике, культуре и, как нынче принято говорить, менталитете, и несмотря на все то, что сейчас происходят в России – мы вынуждены будем пойти путем, схожим с тем, что на после Второй мировой войны и разрушительной «Великой Бульдозерной Эпохой Пятидесятых» прошли США.

К слову, Глазычев отказался от оригинального названия книги «Живой город»: «по-русски это звучит глуповато», а «жители и власти» точен по смыслу. На мой же слух такое название лишь непривычно для нас: выросшие в стандартно-стерильных городских новостройках советской эпохи, мы воспринимаем их как данность и в основном ценим как место «прописки» на той или иной «жилплощади», тогда как для Грац – слово Место она пишет с прописной буквы – предельно значима и важна именно душа города с его разнообразием и динамизмом, источником жизненной энергии.

Свою позицию она раскрывает, «стыкуя» главы. Серьезные размышления о мелком и Все началось с трех зданий. Малое восстанавливает свою привлекательность, а Мыслить малым – не значит мыслить мелко. Уроки можно найти повсеместно и Как избежать ошибочных уроков. Выигрыш местной экономики и Экономика разумности вместо экономики отбросов. Хорошо информированная общественность как весомый фактор и В обход общественного мнения. Снос как приоритет, но Весь вопрос: зачем? Города, умрите! но Итака борется за жизнь, Успех в Бостоне изменил все и Питсбург делает то же.

Автор отстаивает – в отличие от «научной урбанологии» – урбанизм как искусство понимать город и «антитезу обычной практике крупных застройщиков», для которых любые «решения должны быть редуцированы до формулы, пригодной к использованию в любом городе», но «именно стандартное градостроительное проектирование произвело основные разрушения в стране». Поэтому практицизм урбанистов противоречит «генеральным планам, устаревающим раньше, чем они выносятся на суд, или потому, что они опираются на данные, которые успели устареть, или потому, что успели устареть идеи, положенные в их основу. Опыт, наблюдательность, здравый смысл и нормальные человеческие ценности имеют для урбаниста значение первооснов при создании образа города. Они сосредотачивают внимание на малом, прежде чем рисковать в работе с макропроцессами, зная, что макрообъемы изменяются к лучшему только посредством микрошагов».

Главная тема книги – градоводство: процесс возрождения (обновление) городской среды («фактически экосистемы, простирающейся от каждого отдельного переулка до шоссейных дорог, связывающих города между собой»), при том что реализация его принципов – «не очередная программа панацеи для жилищной проблемы или сохранения памятников, но многоаспектный подход к болезням города, нацеленный на сохранение и упрочение как природной, так и рукотворной среды, будь последняя родом из XYIII или XIX века», что «наиболее выгодно всем, кто работает и живет в городе».

Прежде всего тем, кого Роберта называет соседством, включающего расширенность «семьи» до церковного прихода или клуба, доверие лавочника, знающего покупателей в лицо, информационные сети в общественных местах, школьные знакомства детей и их родителей, привычка к учителям, наблюдающим, как растут дети. И потому наилучшие эксперты городской среды – жители, постигающие городской организм «изнутри наружу», и уже поэтому его метаморфозы должны инициироваться снизу-вверх, от сообщества (соседства) к ратуше (мэрии), а не наоборот.

Необходимость покидать обжитое Место раскалывала семьи, разбрасывала друзей и родственников и ложилась тяжелым бременем на их и без того скудный семейный бюджет. Не случайно многие зоны наибольшего социального бедствия сегодня – это застройки, в свое время призванные заместить то, что было объявлено трущобами, при том что слишком часто главный мотив «исправления» проектных ошибок – не благополучие жителей, а увеличение стоимости земли, на которой стоял сносимый комплекс («участок обладает самостоятельной ценностью, тогда как людей несложно и заменить другими»…). И как следствие: один из лучших периодов в истории возрождения соседств – в соответствии с принципом «малые перемены, большие достижения» – пришелся на время максимального сокращения нового строительства

Фундаментальный принцип градоводства: «изменения постепенны, естественны, не имеют привкуса катаклизма, отвечают экономическим и социальным потребностям людей. В одном месте и в одно время не происходит ничего чрезвычайного, города не увядают в одночасье и не возрождаются в один день, они наиболее успешно развиваются под воздействием множества действующих лиц, осуществляющих индивидуальные маленькие подвижки среды, привнося изменения, небольшие по масштабу, но с большими суммарными эффектами. Однако известность достается крупномасштабным проектам – излюбленным политиками игрушкам, тогда как сами себя меняющие сообщества чаще всего оказываются вне поля зрения прессы и телевидения.

Очередной принцип – приведение старого в порядок до строительства нового: «часто разрушить старое попросту нерационально и с хозяйственной, и с ценностной точек зрения: постройки могут быть старыми, но старой полезности не бывает»! Этот принцип может быть применен в новом строительстве столь же осмысленно, как и при реконструкции.

Но такой подход «не обещает скорых результатов. Он труден. Он не отображаем на эффектной фотографии, подобно единственному крупному жилому комплексу», а заодно отнимает инструменты контроля и львиную долю прибыли у традиционных властных центров, передавая их сообществам», что не может нравиться политическим лидерам, лишая их «мощной финансовой подпитки избирательных кампаний», а потому встречает мощное сопротивление.

Градоводство чтит человечный масштаб, архитектурное многообразие, культурное и коммерческое разнообразие предложения и спроса, переплетенность старого и нового – это основа устойчивости городской ткани с ее социальной и экономической ценностью. Если она разрушается, то не остается ничего, кроме лохмотьев и обрывков. Отсюда еще один принцип – поддержка существующих малых фирм и создания новых, дающих новые рабочие места, а потому инвестиции должны направляться как на сооружения, так и на людей – «новый общественный центр, читальня или место для спортивного отдыха часто значат больше, чем еще одно жилое здание».

Роберта Грац не первопроходец: считая себя ученицей Джейн Джекобс, чья книга «Жизнь и смерть великого американского города» наделала немало шума в начале 60­х, продолжает её дело. При этом она – не архитектор, не искусствовед и не историк, но за 15 лет работы репортером и публицистом «отмерив шагами по улицам больше миль, чем многим удается за всю жизнь», обрела такое чувство и понимание города, которому могли бы позавидовать очень многие градостроители.

Для нее, убежденного демократа, «непревзойденный урбанизм» Рокфеллер Центра с его «многообразием активности в любое время дня и ночи» заключается в том, что он «открыт для всех, приглашает каждого и никого не отпугивает. Он проектировался для пешеходов и именно для пешеходов. Его устойчивая мощь заключена в том, что он сразу стал и остался местом, куда приходят для одного только удовольствия там находиться». А в Линкольн Центре, напротив, Грац обнаруживает «умерщвления города» уже потому, что может «наслаждаться созерцанием целого набора омерзительных новых многоквартирных домов, где плата за двухкомнатную квартиру измеряется тысячами долларов».

Город для нее – ядро демократии, стартовая площадка для всего новаторского, и потому «насыщенная городская жизнь – не роскошь, а выражение древнейшей функции города: иметь место, где люди пребывают вместе, все люди, лицом к лицу». А жизнь начинается «на улице и кончается на ней», она – «древнее изобретение: в ее прямоугольной сетке отображена логика вечности. Контрасты, детали, разнообразие, неожиданности, закоулки, компактность, уютность, смесь функций; ничто здесь не пребывает в неподвижности, ничто не скучно – вот лишь часть из того, что создает привлекательные, добротно функционирующие улицы. Их сеть связывает город в единое целое – ингредиенты кипящей жизнью улицы составляют микрокосм всего города. Самые милые, самые знаменитые улицы, как всякий может заметить, не “разработаны”, не “выстроены”, не “сделаны”. Они росли, противостоя катаклизмам, выдерживая смену моды, постепенно адаптируясь к переменам и удерживая характер Места.

Прощание с улицей означает конец города. Но по вине планировщиков, проектантов и застройщиков американские города усеяны оспинами мегапроектов, которые ее сущность не только игнорировали, но и уничтожали. Так возникли общественные центры, лишенные улиц, культурные, торговые, спортивные центры, высокомерно отвернувшиеся от города и стоящие от него поодаль.

Во многом они были порождены (как сказали бы в советские годы) «автомобилизацией всей страны», прорезанной сетью скоростных дорог: «ориентированные на автомобиль проектные решения вторглись почти в каждый город и почти в каждом разрушили хотя бы его часть, стирая улицы и самый городской дух». Автор призывает вернуть прежний статус общественному транспорту (в том числе троллейбусу), видя «в пользовании автомашиной или такси («автомобиль и город – природные враги») лишь одну из возможностей, а не абсолютную необходимость».

В связи с продолжающейся экспансией автомобиля особые счеты автор книги предъявляет «самому известному в Америке маэстро хайвеев и крупномасштабных жилищных программ» Роберту Мозесу. На заре своей деятельности он «задумывал и создавал замечательные вдохновенные вещи», но его «хайвеи через живой город и аналогичные проекты­мастодонты означали тотальное подавление улицы и пешеходов, социальной интеграции и человеческих судеб. Только одна из семи миль Кросс­Бронкс Экспрессвей, пересекающая все 113 улиц, авеню и бульвары Южного Бронкса (район Нью-Йорка), уничтожила 159 зданий (где жили полторы тысячи семей) и множество заведений малого бизнеса, обслуживавших рабочие районы, что тут же породило трущобы.

Идея расчистки трущоб овладела воображением планировщиков в послевоенную эпоху: квартал за кварталом сносили, чтобы дать место для «жилых башен среди садов», возводимых для того, чтобы обеспечить каждому американцу достойное жилище. В итоге Бронкс был буквально изуродован, и наиболее заметный результат – обширные участки пустырей, с которых согнали целые сообщества ради реализации проектов, которые так никогда и не были воплощены. Но по сей день глубоко укорененный антиурбанизм политики Мозеса продолжает издеваться над городским ландшафтом во множестве Мест.

Также Грац утверждает, что «ключевую роль для демократического кровообращения в толще городского сообщества играют… рынки, предъявляя как образец историю создания по соседству с историческим деловым центром Бостона уникального Куинси Маркета, где рядом «обычное и уникальное, дешевое и элегантное, сугубо практическое и сибаритское, здесь можно устроить важный деловой ланч с той же легкостью, что и воскресный пикник».

А едва ли не самой творческой деталью его экономического стиля она видит в… колесных возках («еще одна чисто городская черточка»): «Разве не с возка берут начало многие современные гиганты розничной торговли? Разве не он был когда-то для многих входным билетом в экономику национального масштаба? Этот новорожденный феномен нашего времени дает предпринимателям шанс окунуться в воды торговли с минимумом начальных средств, и некоторые, начав с одного возка, становятся владельцами магазинов с торговым оборотом в миллионы долларов».

О том, как появился этот «колесный» феномен, вспоминает одна из организаторов уникального «рынка»:

«Нам хотелось создать условия для как можно большего числа независимых арендаторов, и мы решили дать шанс мелким продавцам торговать с возков. Мы наняли умную молодую даму, она объехала всю Новую Англию, разыскивая художников, ремесленников и владельцев малых предприятий с редкой и узкой специализацией. Она проанализировала и оценила работу 900 возможных арендаторов для финального отбора 43-х из них. Мы спроектировали возки и подыскали для них коробки и корзины.

В итоге немело начавших здесь с возка перешли к более крупным формам операций, а 25 из них открыли собственные магазины. Торговка теплыми наушниками, чье производство умещалось первоначально на ее собственном кухонном столе, освоила производство вязаной одежды, снабжая торговцев с возка и магазины по всей стране. Торговец деревянными игрушками открыл магазин мужской одежды. Женщина, поставлявшая товары для левшей, расширила свое дело до общенационального масштаба и т.п.

Герои книги – выздоравливающие города («Места с возвращенной душой») и врачующие их жители («гражданские сторожевые псы») из разных социальных, имущественных и культурных слоев. Например, в правление корпорации «Проект Восстановления Исторической Саванны» (с рассказа о преображении этого города автор начинает свою книгу) входили «бизнесмены, банкиры, священники, социальные работники, ландшафтный архитектор, судья, несколько местных жителей и прочие городские активисты». Отдавая им свои симпатии, Грац вписывает их имена в историю страны.

Упомянутый Фонд учредила Элинор Адлер, одна из «семи гневных женщин», возмущенных планами снова пары исторических зданий: «долгое время задача спасения городской среды от ножа бульдозера практически решалась одними женщинами, которые взволновались раньше всех прочих». Ее сын, банкир, член Фонда, «выдвинул цель реконструкции с человеческим лицом», а его жена, войдя в Молодёжную лигу, приложила немало усилий для спасения старейшей в штате школы Мэсси.

Университетский профессор Артур Зиглер, придя в ярость от генплана реконструкции города, создал Фонд Памятных Мест Питсбурга, его наибольший успех – спасенные старинные жилые кварталы и соседства с преобладанием «рабочего класса», что послужило импульсом для реализации первой в стране программы сохранения исторического наследия с живущими в этих Местах небогатыми жителями. Сумев вселить белых в пустующие ниши соседства, не вытесняя из него «черных», он также первым на практике доказал, что реконструкция дешевле нового строительства.

Карл Вестморленд, старожил черного сообщества, и восемь его соседей преобразовали районный жилищный комитет в некоммерческую корпорацию с прицелом на изношенные здания, облюбованные уличными торговцами наркотиками; выкупив старинный особняк, служивший местным борделем, корпорация превратила его в привлекательное конторское здание.

И еще один, но вовсе не уникальный пример. Некто Поттс начал с одного здания, затем за четверть века купил еще четыре. Сей «бизнесмен», уйдя из школы после 6-го класса, освоив разные ремесла, начиная с рубщика мяса, в момент первой покупки работал сантехником днем и оператором погрузчика по ночам. Здание, где семья обрела собственное жилье и будущий (!) источник дохода, было куплено в рассрочку, для чего пришлось забрать из банка накопленные 700 долларов и взять столько же в виде ссуды из профсоюзной кассы. Они въехали в дом с 15-ю центами и жетоном метро в кармане: «мы жили на рисе и бобах неделями, пока не подкопили каких-то денег». Когда семья купила 2-й дом, выплатив ссуду и получив новый заем, в их квартирах поселилось 250 человек.

Как правило, жителям, проявляющим местные инициативы («вот что самое ценное, вот что нуждается во всемерной поддержке»), приходится рассчитывать только на себя: они «на горьком опыте убеждались в том, что надеяться на поддержку городских властей бессмысленно – напротив, слишком часто они оказывались преградой». Да и «тупая нацеленность правительства все на те же ориентиры – строить новое и непременно крупное – осталась без изменений».

Изначально убежденная в том, что «для власти вполне резонно следовать движению общественного мнения, и чем раньше она это делает, тем выше ее реальное участие в творческом процессе», Грац за годы исследования реальной ситуации раз за разом становилась свидетелем того, что чиновники, крупные застройщики и иже с ними действуют с точностью до наоборот, и отношение к ним выдают обороты ее речи: «чиновники всегда предпочитают снос и новое строительство, так что щадящая реконструкция так и не стала значимой частью общенациональной программы», «городские чиновники демонстрируют полнейшее безразличие к нуждам районной жилищной комиссии», «типичные взяточники из числа застройщиков», «тупая нацеленность правительства все на те же ориентиры – строить новое и непременно крупное – осталась без изменений».

Или: «здесь еще были люди, которые “стремились перестроить собственную жизнь – восстановить соседство”, но на горьком опыте убедились в том, что надеяться на реальную поддержку городских властей бессмысленно – напротив, слишком часто они оказывались преградой, поэтому что-либо сделать можно было только самим, с готовностью принимая доступную помощь, но надеясь только на собственную энергию».

Или: «местные выборные чиновники скорее предпримут все, чтобы оправдать потери, чем откажутся от федеральных средств; заинтересованные “сторонники прогресса” будут доказывать, что какие-то потери – неизбежный спутник движения вперед; а негибкая, отягощенная несчетными правилами и процедурами федеральная бюрократия вообще не способна реагировать на оттенки местных проблемных ситуаций».

Она завершает этот абзац вопросом американскому читателю: «Неправда ли, знакомая картина?», а я его легко переадресую читателю российскому…

Завершая, вернусь к высказыванию Глазычева. Завершая приведенную в начале цитату, он пишет: тем из нас, кто всегда был уверен в том, что «там» все по другому, «трудно поверить в то, что ”там” такая же бюрократия и такие же бюрократические игры, так же проталкиваются решения и также случается надругательство над здравым смыслом, так же не слышат разумных доводов и предпочитают привычные решения новому интеллектуальному усилию, новому риску, вообще новому».

Основания такому выводу дает Грац, достаточно привести названия глав книги – Силовая политика: дальше некуда, Имитация диалога с общественностью – или отдельные высказывания типа «бюрократия функционирует из рук вон плохо», «вопреки безразличию правительства» или «кого вообще беспокоила обязанность власти или ее лояльность относительно общественности».

Понимая, что важны уроки не только побед, но и жестоких, с безвозвратными утратами поражений граждан и общественных объединений, последнюю главу Грац посвятила истории сноса особого квартала Нью-Йорка и строительства одного из крупнейших в мире отеля («бетонного бункера») на месте старейших бродвейских театров Мороско («его акустика и особый эффект интимности тысячеместного зала представляли главное сокровище») и Хелен Хайес («наибольшую архитектурная ценность Места»).

Борьба за квартал, в котором «больше театров, чем на всем Бродвее», а прежде всего за оба старейших длилась несколько лет. И хотя Министерство внутренних дел (очевидно, у американского МВД другие функции в сравнении с нашим – М.Х.) спустя два года объявило Мороско памятником национального значения, консультативному Совету по охране памятников с его не вполне внятными претензиями на независимость понадобилось всего два дня, чтобы одобрить снос. Весь последний месяц тысячи людей, и среди них первые знаменитости американского театра и кино («политики вмешиваться не желали»), в хорошо продуманной кампании гражданского неповиновения собирались на площади перед этими зданиями в последней попытке заставить изменить проект отеля в пользу большей человечности решения, чтобы по крайней мере спасти от разрушения уникальные театры, если уж не прочие звенья целостного по духу квартала. Протестуя не против гостиницы как таковой, она настаивали лишь на том, чтобы отель не уничтожил театры и характер театрального района.

Финал этой Американской трагедии театра был разыгран на глазах публики. Как и в аналогичных историях в других городах, подлинное действие к тому времени уже было сыграно за кулисами. Когда было объявлено решение Верховного суда (в поддержку застройщика), сотни протестующих двинулись вдоль полицейских заслонов с намерением дать себя арестовать, в итоге 170 человек заполнили 13 полицейских фургонов. Желающих быть арестованными было гораздо больше, но как только фургоны заполнились, полиция больше никого не задерживала. В ближайшем участке каждому выписали штраф за оскорбление права частной собственности, после чего всех отпустили, и все вернулись на место, приколов квитанции о штрафе к пальто и курткам вместе с черными ленточками…

Случайно, конечно же, но в то самое время, когда я читал эту главу, наши СМИ сообщили о намерении российской компании «Интеко», возглавляемой женой московского мэра, снести здание Центрального дома художника на Крымском валу, а на его месте возвести элитный жилой комплекс «Апельсин», а владелец компании не собирается обсуждать свой проект не то что с жителями (смешно), но даже с владеющей зданием конфедерацией Московского комитета Союза художников.

Высказав вначале надежду, что нам придется пройти тем же путем, что за полвека раньше прошли американцы, я, конечно же, подразумевал другое. А потому, заокеанских власть предержащих никоим образом не реабилитируя, но имея в виду поведение наших «родимых», позволю себе усомниться в полном между ними сходстве. В любом случае для того, чтобы мы могли воспользоваться уроками, о которых повествует книга Грац, наша администрация любого уровня должна начать уважать ею же принимаемые законы и забояться взимать поборы за любые свои подписи. И потому преломить ситуацию – первая задача гражданского общества, различных объединений граждан, такого, скажем, как организация самоуправления в Южном Бронксе: назвав себя «Мы победим!», она действительно «добилась отказа городских властей от “градостроительной” программы реконструкции в пользу “градоводческой” и одобрения альтернативной программы развития территории».

Именно с прицелом на такие примеры я и рекомендую читателям как можно быстрее приобрести книгу Грац, а в заключение еще раз ее процитирую:

«Первые успехи и их распространение отнюдь не означает, что и дальше всё пойдёт по нарастающей. Добившиеся успеха устают (стареют), но им на смену приходят – должны прийти – новые молодые и энергичные люди, потому что казалось бы навсегда преодолённые прежние опасности возникают вновь. Борьба за своё право жить неминуемо продолжается как и сама жизнь».

Актуальная репликаО Русском АрхипелагеПоискКарта сайтаПроектыИзданияАвторыГлоссарийСобытия сайта
Developed by Yar Kravtsov Copyright © 2020 Русский архипелаг. Все права защищены.