Русский мiр: история и История

Для Школы культурной политики Петра Щедровицкого и группы Островского Русский Мир стал пространством гуманитарно-технологических проектов — образовательных, маркетинговых, политических, предполагающих создание нового образа России — т.е. участие в происходящем пере-Деле мiра.

…Понятие "Русский мир" испокон века выходило далеко за
географические пределы России и даже далеко за границы
русского этноса. ...Но я абсолютно уверен в том, что
какие бы проблемы перед нами не стояли — ничто не помешает
нам чувствовать и стать по-настоящему единым народом.
Владимир Путин, 2001 г.

Русский мир до захоронения "красного проекта". Русское дело

О Русском Мире говорят начиная со Средних Веков. Вспомним хотя бы концепцию Третьего Рима, разработанную консультантом Великого Князя Московского иноком Филофеем. В русле российской философско-политической мысли вырабатывались концепты Российского Мира, славянского Мира, Евразийского мира, Российской цивилизации. Заметим, что до большевистской революции империя действительно была Миром миров, поскольку "мiр" — это не только Вселенная, космос, но и община.

Проблематика "русскости" и "мирности" разрабатывалась Алексеем Хомяковым ("русский дух"), Владимиром Соловьевым и Николаем Бердяевым ("русская идея"), Семеном Франком ("русское мiровоззрение", "славянский мiр", "русский мiр"). Франк в 1929 году писал в статье "Рильке и славянство":

"Рильке, который… страдал от общения с ясной, рационально оформленной и посему холодной, далекой от мистических корней бытия, человеческой жизнью — Рильке ощущал свое внутреннее родство с русским миром, в котором более живо и действенно-влиятельно сознание укорененности души и мира в первозданных глубинах бытия".

Детерриториазация и лингвизация Русского Мира была вызвана "Великой Октябрьской лингвистической революцией" и рассеянием русских элит, повлекшим веер социокультурных последствий — от структурализма и экзистенциализма до Майской революции 1968 г.

Многие из Рассеяных носителей русского языка жили, помня о своем и России предазначении: "Нам нужно работать, а главное — учиться тому, что поможет восстановить Родину, когда она этого потребует", — писал Игорь Сикорский, главный конструктор Русско-Балтийского Завода, а в  изгнании основавший авиационную "русскую фирму" Сикорского.

Эмигранты-"бизнесмены" расколотого Русского Мира, т.е. наследники великих русских деловых династий, отличались от западных бизнесменов, ведомых протестантской этикой в том числе и потому, что католическая идеология отводила им маргинальное место в иерархии сословий. Не случайно Йоган Хейзинга писал^[1] : "В той прекрасной картине, в виде которой представляли себе государство и общество, за каждым из сословий признавали не ту функцию, где оно проявляло свою полезность, а ту, где оно выступало своей священной обязанностью или своим сиятельным блеском". Поэтому купцы и затем нарождавшийся класс буржуазии был заклеймен католической церковью как "позорный".

А отличались русские предпринимательские семьи тем, что были ближе к Предназначению. "…Банкирский класс Северной Руси, Новгородское боярство, пользовался почетом и большим политическим влиянием; и церковь отнюдь не причисляла его к числу отверженных… Что же касается сознания своего положения, лишь как Божьего доверенного по управлению собственностью, то оно было внедрено в православного еще прочнее, чем в пуританина…", — писал Владимир Рябушинский, представитель известной деловой династии. Вместе с братом Павлом он развивал семейное дело, принял участие в постройке Московского автомобильного завода и первого авиационного училища, во время первой Мировой войны ушел на фронт, сформировав на свои деньги отряд бронеавтомобилей. Затем поддержал генерала Лавра Корнилова, а в эмиграции основал общество продвижения древнерусского искусства "Икона".

Владимир Рябушинский описывает конец Русского Дела как ценностный, идеологический разрыв разных уровней российского "бизнес-сообщества" и "духовное оскудение хозяйственной аристократии", достигшее апогея во внуках "новых" русских дельцов, вышедших из народа. Вопреки современному мифу, гласящему, что на Руси, якобы, обеспеченные люди испытывали ненависть и презрение к себе, богатство в России имело героический ореол: "…не всегда ему (богатому) легко склонять свою умную, но упрямую и обуреваемую соблазнами голову перед заповедями Христа". Тем более, что часто родоначальники русских деловых фамилий и вправду были героями, первопроходцами, воинами, открывателями земель. Известные примеры — Акинфий и Николай Демидовы. Обретение свободы налагает ее ограничение через должное.

Орел, расправляет крылья. Крылья, которых не было

Падение Советской империи — оплота "красного мира" — побудило интеллектуалов и власти всерьез заняться проблемой идентичности и поиском её знакотканного контекста. Решение было найдено с двух сторон: со стороны группы авторов сборника "Иное" и со стороны тандема Островский-Щедровицкий. Вот как об этом рассказывает Петр Щедровицкий в беседе с губернаторами "Русского Архипелага" — интернет-альманаха Русского Мира — Борисом Межуевым и Сергеем Градировским:

"Эта идея возникла в период между 1993 и 1997 годами, постепенно кристаллизуясь от предпонимания, аморфного ощущения нужной формы, до законченного имени. Я могу точно сказать, когда возникло само слово: вокруг нового 1998-го года, когда мы (Ефим Островский и Петр Щедровицкий — прим. ред .) готовили… концепцию политики России в СНГ. В текстуальной версии этой концепции была впервые высказана… гипотеза о существовании некоей социально-культурной реальности. Постулирование Русского Мира было концептуальным стержнем того текста… А за месяц до этого идея.. нашла отражение в  публикации "Орел расправляет крылья"".

В тексте "Орел расправляет крылья. 1111 знаков за 1111 дней до Нового Тысячелетия" авторы писали: "... Высшее предназначение России — сплавлять в культуре тепло и холод, лед и пламя, сочетать жизнь и машину, пронизывать вольные поля и свободные океаны.

Мы призваны достигнуть слияния мировых начал. Среди мiров, вырастающих и строящихся на Земле мы — тот, что вбирает в себя все, оставаясь всегда источником великой мечты.

Мы многому научились, — и нам многому еще предстоит научиться...

...Мiр новой России — это не наступающий мiр, ищущий новых земель. …Это мiр восходящий и развертывающий новые образы будущего. Мiр России — это мiр мечты о воле и счастье. О новых путях для всё новых людей...

За этот мiр для мiров стоит бороться, о нем стоит мечтать.

Мы не перестали двигаться, — мы вобрали в себя новые смыслы и замерли на мгновенье. За это мгновенье истории мы начали новое стремление...

...Старое — расчищено. Пути — свободны"

Для Школы культурной политики Петра Щедровицкого (ШКП) и Группы Островского (ГОСТ) Русский Мир стал пространством ГТ-проектов — образовательных, маркетинговых, политических, предполагающих создание нового образа России — т.е. участие в происходящем пере-Деле мiра".

Иное русского мiра. Вулканы и люди общего дела

Вторая линия Русского Мира была положена сборником "Иное" (главные действующие лица — Глеб Павловский и Сергей Чернышев), и возникшими впоследствии "Русским журналом" и "Русским Институтом". В рамках проекта "Иное" состоялась знаменитая поездка авторов сборника на Крит и остров Санторин и вылазка к вулканической кальдере. По мотивам этого путешествия, происходившего в окружении нетрезвых греческих пилотов, управляющих старым самолетом при абсолютно нелетной погоде, Сергей Чернышев написал текст "Кальдера Россия". Чернышевым же был предложен концепт НТР — нового транснационального русского. Среди морей и вулканов русские "аргонавты" пришли к выводу, что "Россия и Греция — это страны особого типа, страны, расширяющиеся за счет колоний (в античном смысле этого слова), за счет вынесенных вовне островков своей культуры".

Сергей Чернышев рассматривал Россию как страну Среднего мира. Русский мир как мир культуры, располагающийся между мирами Традиции и Цивилизации. Стоящий перед порогом трансформации в корпоративное общество. "Перед Россией… встает стратегическая задача овладения новой формой деятельности и формой суверенитета. Эта форма деятельности — система корпоративного принятия решений. Эта форма суверенитета — транснациональная всемирная корпорация Россия... Необходима трансформация рассыпающегося государственного суверенитета в постимперский суверенитет без-граничной, метанациональной корпорации... Язык (алфавит и словарь) новых форм деятельности задает координатную сетку самоопределения. Россия-РФ встречает рубеж тысячелетий в роли страны Среднего мiра, застрявшей в нисходящем потоке "предысторических" обществ традиции, культуры и цивилизации. Навстречу им и сквозь них, превращая их в свой предмет, уже идет мощный поток метаисторических обществ и укладов — постиндустриальных, корпоративных и идеократических...".

Сергей Чернышев, как и Петр Щедровицкий, Ефим Островский, Александр Неклесса, часто обращаются к Средневековью, резонируя "Идеологии меча" Жана Флори, "Новому Средневековью" Андрея Бердяева и Умберто Эко, а также "Новой Касталии" Георгия Петровича Щедровицкого. Находя в них образцы организации, руководства, управления. Однако это обращение, как отмечает Чернышев, креативно, а не миметично: "Государство в смысле "nation state" — не вечное учреждение, а историческая форма, уже давно истершаяся и прохудившаяся.

Корпорация и есть новая форма суверенитета. Вы понимаете, конечно, что речь идет не об исторической, средневековой форме, а о ее зазеркальном метаисторическом аналоге".

Вызовы и вторжение. Нити русского языка в лабиринте миров

Тема значимости языка в проекте Русского Мира — одна из главных. И требующая связности воль — синэргии — в его общем деле. Тема русского языка как ядерного тела Русского Мира и "внутримирности", звучавшая у Сергея Чернышева и Глеба Павловского, была одним из лейтмотивов Михаила Гефтера — академического диссидента, разыменованного советского историка, запрещенного философа. "Охотник и меткий стрелок в темной зоне апофатической России" — так его называет Глеб Павловский, с уважением и почтением относившийся к единственному, кто рискнул на систематическую рефлексию роли Ленина-Сталина-Троцкого в истории.

"Измерение Гефтера" помещает Россию в исторический ряд Эллады и Римской империи, обнаруживая ее вторжение в Мир во время монгольского нашествия, когда произошло "формирование другой европейской цивилизации, у которой есть внутренний, умственный и политический импульс к тому, чтобы начать мыслить и действовать в координатах Мира, не ставя себе никаких пределов. Пройдя ряд этапов внутреннего развития, такой мир однажды непременно рванется вовне". Во времена Пушкина молодая русская культура бросила вызов европейской. Определяющим для неё (и в этом ее особенность) Гефтер считал русский язык:

"Русская культура — культура, включенная в строй языка…

…Говоря "русская культура", мы разумеем для себя две вещи. Первая очевиднейшая: это культура людей, говорящих на русском языке и думающих на нем. Весь процесс мысли в России сугубо не безразличен к русскому языку, к его духовным возможностям и к его невозможностям, не безразличен к его непонятийности, его склонности самые метафизические вещи внутренне сближать и, так сказать, вдвигать друг в друга.

Для нас безразлично, от родителей какого вероисповедания или какого "пятого пункта" родились люди, которые думают, живут, изъясняются с Мiром в пределах русского языка. Очень важное свойство: его напряженная образность, которая нарастает по мере приближения человека к сокровеннейшим и фундаментальным вопросам.

…С точки зрения эволюции "отдельно взятой" Руси это непосредственное вхождение ее в Мiр — случайность, имя которой — монгольское нашествие с его переданным в наследство Москве пространством экспансии".

Это положение перекликается с текстами Глеба Павловского в "Ином":

"…Россия остается своеобразным мiром (цивилизацией), располагающим главной силой цивилизаций — емкой сложностью, проникаемостью, притягательностью своего речевого и интеллектуального устройства для всякого человеческого существа — т.е. "переводимостью" на все языки мира…Обстоятельства выдавливают Россию из мировой экономики в какой бы то ни было роли, кроме роли ведущего мирового игрока, располагающего притом способностью создавать и обострять риски. И каково место в мире для страны, блокированной интеллектуально и извне, зато живой, работоспособной, умственно перенасыщенной (учитывая небывалую незадейственность умов в производстве)?"

Размышляя о России Михаил Гефтер, определивает историю Миров:

"Россия, безусловная своими пределами и судьбой, своими исканиями и поражениями ищущих; условная — несводимостью (прежней и новой) к чему-то одному, единоосновному: не страна, а мiр в Мiре, существованием своим запрашивающий человечество: быть ему иль не быть?

Вперед сегодня значит — и назад, к мудрости древних: Мiр завершен, но не закончен. Этот завершенный, но незаконченный Мiр и есть (будет?) Мiром Мiров, каждый из которых… заинтересован в том, чтобы другие не были похожи на него, сохранили и обогатили свою непохожесть.

…Самый смелый, и самый продуманный шаг к Мiру Мiров предстоит сделать нам, признавши для того, что наше будущее — и не мiровая Коммуна, и не сверхдержава, а всего лишь один из мiров в Мiре".

Русский мир. Мир среди миров. Великий Поход странников Русского Мира, запрашивающих на русском языке человечество о его существовании. Сетевое со-общество, Русская корпорация Семей, предназначенных к Общему Делу — "дарить Земле животворящие потоки сердечного смысла человечества, восходить и развертывать новые образы будущего, пронизывая вольные поля и свободные океаны".