Версия для печати

Кремль не доверяет Православной Церкви, утверждает высокопоставленный российский чиновник

Скандальное интервью Максима Мейера корреспонденту Кесонской службы новостей Джеральдине Фейган

На высшем уровне путинской администрации есть несколько принимающих решения специалистов, в чью компетенцию входят религиозные проблемы. К числу таких людей относится Максим Мейер.

Потрудившись в президентской кампании Владимира Путина вместе с ведущим мастером пиара Глебом Павловским, Мейер стал заместителем начальника управления по внутренней политике в новой президентской администрации. По словам Мейера, на этом посту необходимо заниматься прежде всего политическим планированием, а для этого нужно быть в курсе того, "что делается в сфере религии". На эту тему Мейер дал 30 августа подробное интервью Кестонской службе новостей.

Отношения между церковью и государством

Вопреки распространенному на Западе мнению, говорит Мейер, отношения между путинским руководством и Московским патриархатом в настоящий момент носят "напряженный" характер. Такая ситуация существует со времени обнародования Социальной доктрины Русской православной церкви летом прошлого года. Особенно спорным моментом, по словам Мейера, был изначально присущий этому документу монархистский уклон, который вызвал озабоченность у государственного руководства: "Русская православная церковь настолько близка к государству, что она должна с нами советоваться, — ведь мы постоянно ее поддерживаем".

6 сентября о. Всеволод Чаплин, секретарь Отдела внешних церковных сношений Московского патриархата, заявил Кестонской службе, что изложенная в Социальной доктрине позиция по отношению к монархии ни на какой стадии подготовки документа не подвергалась изменениям. Однако Мейер утверждает, что монархические настроения были приглушены, и предполагает, что в этой связи в документ было внесено положение, в котором поименованы законные основания для гражданского неповиновения. Это еще более осложнило церковно-государственные отношения. "Ведь это можно толковать как угодно: скажем, они потребуют возвращения всей собственности, принадлежавшей церкви до революции, а в ответ на наше несогласие скажут, что мы проводим антицерковную политику, и сошлются на этот раздел Социальной доктрины". В настоящее время, говорит Мейер, "наше руководство считает руководство РПЦ нечестным и не доверяет ему".

Церковь в общеcтве

По словам Мейера, Россия — это "обрядная страна", где нет глубокой веры. Во время Великого поста, заметил он в беседе с корреспондентом Кестонской службы, дорогие рестораны пустуют: "Люди постятся, но в церковь не ходят". В таком случае, спросил корреспондент, почему государство, по-видимому, считает церковь значимым политическим фактором — особенно если иметь в виду данные социологических опросов, по которым доля набожных православных (devoutly practising Orthodox) не превышает нескольких процентов населения? Численность истинно верующих, по-видимому, не сказывается отрицательно на влиянии церкви, сказал на это Мейер, — ведь по опросам общественного мнения патриарх Алексий II имеет высокий рейтинг. "Многие доверяют им — это нам известно, что на самом деле происходит в церкви, но люди об этом не знают. То, что у них (РПЦ. — Ред.) нет влияния в вопросах веры, не имеет значения — это средство социального воздействия, моральный авторитет".

Однако, по мнению Мейера, высокая общественная значимость церкви не должна вызывать у нее самодовольство. "Церковь только занимается интригами, денежными делами и отношениями с государством, меж тем как ее основа разрушается и тает. В регионах люди увлекаются сектантскими культами — эта страна всегда была склонна к сектантству. Им надо вводить инквизицию".

Кто станет следующим патриархом?

Как по собственной инициативе заметил Мейер, одна из главных трудностей в отношениях государства с церковью состоит в том, что путинская администрация не видит сильного кандидата на место преемника нынешнего патриарха. (Отметив, что Алексий II "находится в отличной форме", Мейер тем не менее сказал, что этот вопрос следует постоянно иметь в виду.) Митрополита Смоленского и Калининградского Кирилла Мейер назвал "непростым клиентом" (difficult passenger) и "слишком сложным человеком". Тем не менее митрополит Кирилл по-прежнему является той фигурой в церкви, с кем Кремль ведет основной диалог, сказал Мейер, дав понять, что это вызвано ограниченностью кругозора прочих иерархов. Корреспондент Кестонской службы в порядке предположения назвал альтернативную фигуру в лице митрополита Воронежского и Липецкого Мефодия, который в ноябре прошлого года представлял РПЦ на встрече на высоком уровне с занимающимся, как и Мейер, религиозными вопросами (заместителем главы президентской администрации. — Ред.) Сергеем Абрамовым. Однако, по мнению Мейера, "не очень похоже, что это будет он". Другой церковный деятель, считающийся близким к Кремлю, — архимандрит московского Сретенского монастыря Тихон (Шевкунов) — по словам Мейера, "ближе к власти в идеологическом отношении", но принадлежит к числу тех представителей церкви, с кем трудно вести диалог. "Они вроде бы готовы поддерживать государство, но при этом обладают большими амбициями, однако на самом деле не располагают достаточным влиянием".

По мнению Мейера, "кадровый кризис" в РПЦ скорее всего приведет к тому, что следующий патриарх будет всего лишь временной фигурой. Сильный, динамичный человек с Кавказа, "по-настоящему понимающий тамошнюю ситуацию, мог бы стать очень хорошим патриархом", заметил Мейер, но "такого просто нет".

Религиозность Путина

Затронув вопрос личной религиозности Путина, корреспондент Кестонской службы привел пример премьер-министра Великобритании Тони Блэра, который близок к католицизму, однако заявил, что не намерен оспаривать британское законодательство об абортах, поскольку, по его мнению, это противоречило бы демократически выраженной воле большинства. Придерживается ли Путин сходной позиции в религиозных вопросах? В настоящий момент — да, сказал Мейер. Когда речь зашла о формальной связи российского президента с церковью, Мейер неодобрительно отозвался об архимандрите Тихоне, обвинив его в намеренном распространении слухов о том, что он якобы является духовным отцом Путина. "Это совершенно не соответствует действительности, — заявил Мейер, — ни в отношении самого Путина, ни даже в отношении его жены". Лично Путин считает себя православным, заверил Мейер, напомнив, что на вопрос о том, какие нравственные ценности надо снова внедрять в России, президент быстро ответил: "Конечно же, православные нравственные ценности!". Вместе с тем, подчеркнул Мейер, Путин "понимает, что в нашей стране есть и другие вероисповедания".

"Традиционные" религии?

На протяжении интервью Мейер несколько раз обращался к теме ислама. По его словам, путинская администрация еще не сумела выработать необходимое понимание проблем ислама, и для выполнения этой задачи было бы весьма полезно привлечь опыт и знания, накопленные на Западе. Мейер высказался насчет необходимости создать в России собственное учебное заведение для подготовки мусульманского духовенства, "чтобы они больше не отправлялись в Саудовскую Аравию". Однако, сообщив, что РПЦ просила государство защитить ее от ислама (6 сентября о. Всеволод Чаплин в беседе с Кестонской службой отрицал предположение о том, что церковь видит в исламе некую угрозу для себя), Мейер заявил, что если в России будет введен статус традиционной религии, православие и ислам будут равноправны. Мейер сказал, что не знает о двух распространяемых сейчас проектах документа о государственной политике в сфере религии (в обоих предполагается введение такого статуса), однако предположил, что этот статус будет предоставлен, в частности, католикам и протестантам. Когда корреспондент спросил, будут ли отнесены к традиционным протестантам баптисты, пятидесятники и адвентисты, Мейер начал было задумчиво рассуждать о том, что "где-то придется провести черту". Однако почти сразу же он заговорил по-другому и твердо заявил: "А вообще я против всей этой затеи — это все интриги Московского патриархата. Нам такой статус не нужен. Если у РПЦ есть трудности, пускай сами разбираются. Если прихожане уходят от них к пятидесятникам — это их проблема, раз они не умеют привлекать людей".

Равенство и привилегии

В ходе посещения Соловецкого монастыря в августе Путин с похвалой отозвался об исторически присущей русскому православию идее равенства всех народов, которая, как он сказал, "должна быть положена в основу внутренней и внешней политики России". Было ли это признаком курса на беспристрастие в религиозной политике, выработанного в нижних эшелонах президентской администрации? Мейер ответил на этот вопрос отрицательно: "Нет, он придумал это сам. Он много чего сам придумывает".

Однако, как поведал Мейер, если Кремль настроен в пользу системы конкордатов с различными конфессиями, предпочитая ее введению статуса традиционной религии, то Русская православная церковь против такой системы. "Они говорят, что они независимы, что они ЦЕРКОВЬ и что они не хотят возвращаться к тоталитарному периоду". Мейер дал понять, что многие требования церкви нереалистичны. "Они просили себе 20 или 30 больших зданий в центре Москвы, которые они могли бы сдавать в аренду коммерческим структурам. Когда мы у них спросили, что нам делать тем, кто сейчас занимает эти здания, они предложили нам их выселить! С какой стати государству выселять людей, чтобы церковь могла владеть этими зданиями?" (6 сентября о. Всеволод Чаплин подтвердил, что церковь, бывало, просила — и иногда получала — собственность на такие здания и что среди арендаторов были и коммерческие структуры.) По словам Мейера, церковь теперь представляет собой "огромную социальную корпорацию, вроде профсоюза, а государство не может дружить только с одной корпорацией".

Комитет по делам религий?

Как утверждает Мейер, сам Путин редко занимается религиозными проблемами — в управлении по внутренней политике есть небольшая группа специалистов, которая обсуждает эти вопросы по мере их возникновения с работниками нижестоящего отдела по взаимодействию с религиозными организациями, возглавляемого Андреем Протопоповым. Мейер, однако, не очень доволен такой схемой работы. "Мы всегда принимаем приблизительные решения. Религиозная политика — это деньги, собственность, местные конфликты между светскими и религиозными организациями, религиозный экстремизм. Нельзя загружать всем этим администрацию, у нас есть и другие дела — промышленность, например". Поэтому, заявил Мейер, он выступает за создание государственного комитета по делам религий, хоть и не видит нужды в более крупной структуре, такой, как министерство. Подчеркнув, что обсуждение этого вопроса в его управлении еще не завершилось, Мейер сказал корреспонденту Кестонской службы, что если решение о создании государственного органа, ведающего религиозными делами будет принято, такой орган будет создан, "что бы ни думала на этот счет Русская православная церковь".

За последние десять лет это случилось впервые. Никогда в истории постсоветской России власть не позволяла себе публично критиковать Русскую православную церковь, и уж тем более делать это в интервью иностранному изданию, обладающему стойкой правозащитной репутацией. Замначальника главного управления внутренней политики президентской администрации Максим Мейер явно рассчитывал быть услышанным не только и не столько в России, сколько на Западе.

Озвученная им позиция выглядит вполне прагматично и в целом сводится к довольно простому набору соображений. Уровень религиозности в стране очень низкий, но значения это не имеет, потому что церковь — социальный инструмент. Владимир Путин считает себя православным, но понимает, что в стране есть и другие конфессии. Возрождение православных ценностей — очень хорошо. А вот вовлеченность церкви в интриги, политические и финансовые игры — плохо. Православию, исламу, католицизму и протестантизму в России можно придать статус традиционных религий, но вообще-то Кремль предпочитает систему конкордатов: государство не может бороться с конкурентами Московского патриархата, проблемы посещаемости своих храмов РПЦ должна решать сама. По сути это вполне внятная программа государственно-церковных отношений, сдобренная изрядной долей критики в отношении РПЦ. И, судя по всему, именно на такое восприятие и было рассчитано интервью: активное сращивание РПЦ с властями вызывает все большее неприятие на Западе, где справедливо опасаются, что рано или поздно это закончится ущемлением конкурирующих с РПЦ конфессий.

Годится эта программа и для внутреннего применения. Недаром Мейер заговорил о необходимости создания государственного комитета по религиозным отношениям. Сама идея некоего органа, который занимался бы проблемами церковно-государственных отношений, обсуждается на разных уровнях уже лет пять. Главным противником этой идеи выступает РПЦ. При каждом упоминании о нем синодалы начинают дружно ахать и вспоминать свои "страдания" в пору Совета по делам религий при Совмине СССР. Сами они не слишком бедствовали и при Совете, однако налаженная за последнее десятилетие система личных контактов с чиновниками дает церкви куда большие возможности для маневра и лоббирования нужных решений.

Тем не менее не так давно идея "министерства по культам" вновь начала обретать популярность во властных кругах. Более того. Уже четко вырисовываются политические группы, претендующие на то, чтобы населить еще не созданную структуру своими людьми. Одна из них — команда Островского-Щедровицкого — тесно связана с Сергеем Кириенко, который официально объявил межрелигиозные отношения приоритетным направлением своей политики и по совету своих политтехнологов активно участвует в крестных ходах и прочих подобных мероприятиях. Главный их конкурент на религиозном поле — Глеб Павловский, в ведомстве которого еще не так давно трудился Максим Мейер. В последний год Павловский демонстрирует немалый интерес к православию, поддерживает тесные контакты с Отделом внешних церковных сношений Московского патриархата, а религиозный раздел "Страны.Ру" был до недавнего времени одним из главных рупоров РПЦ в светском информационном пространстве.

В этом контексте выступление Мейера выглядит как заявка на контроль за создаваемым госорганом, изложенная им программа — как готовый план действий, а критика в адрес РПЦ как предупреждение ее руководству — мы вас ценим и уважаем, но зарываться не дадим. Странно лишь, что с подобным заявлением высокий кремлевский чиновник выступил задолго до появления означенной госструктуры: патриархийная реакция на него явно будет весьма жесткой и может похоронить не только идею госоргана, но и ее носителя.

Источник: Keston Institute, 10 сентября 2001 г.

Перевод и комментарий Натальи Бабасян.