Главная ?> Русский мир ?> Религиозные миры России ?> Прогнозы ?> Церковь и государство в новом десятилетии
Александр Тяхта
Версия для печати

Церковь и государство в новом десятилетии

Какие перемены ожидают Русскую Церковь и государственно-церковные отношения в ближайшее десятилетие?

Процесс отделения Церкви от государства в новом десятилетии начинается практически с нуля. Предстоит вернуться к марту 1917 года, т.е. к моменту, когда началось установление отношений «церкви большинства» со светским государством. Начинается труднейший этап диалога. Для определения политико-правового пространства, в котором взаимодействуют Церковь и государство потребуются усилия социальных философов — и лишь затем юристов и религиоведов. Направление этого диалога со стороны РПЦ обозначено — признать ее корпорацией в рамках публичного права. Как уже писали НГ-религии, это значит, что предстоит полная инвентаризации правовых норм, разграничения полномочий гражданского и церковного судов.

Кто будет обеспечивать интеллектуальный диалог со стороны РПЦ в ближайшие годы? Митрополит Кирилл и его сотрудники, Церковно-научный центр С.Кравца при поддержке непосредственно Патриарха, синодальный отдел митрополита Мефодия Воронежского при участии группы историков из Института российской истории РАН во главе с Ольгой Васильевой. Возможно также участие группы клириков из Белорусского экзархата митрополита Филарета. Другими силами, насколько можно судить РПЦ не располагает.

Кто будет это делать со стороны государства? Это сегодня неясно. Так называемый «заказ на разработку концепции государственно-церковных отношений», переданный РАГСу администрацией, сделан преждевременно и не по адресу, поскольку государство еще не уяснило для себя рамок такой концепции. Мы пишем сегодня с чистого листа: вообще неизвестно, признает ли российское государство РПЦ «церковью большинства» и какие правовые последствия следуют из такого признания (или непризнания). Здесь требуются усилия широкого круга не религиоведов, а социальных философов, ориентированных в проблематике, таких как Михаил Ильин, Алексей .Салмин, Оксана Гаман-Голутвина, Адраник Мигранян. Достаточно непросто сегодня сформировать группу специалистов, которые не были бы либеральными атеистами, а с другой стороны — не впадали бы и в чрезмерный пиетет при виде клобуков.

Будет ли в новом десятилетии подписан всеобъемлющий договор между государством и церковью? Да. Поскольку и для государства и для РПЦ это важный момент в обретении внятной политико-правовой субъектности в отношении друг друга. Хотя ряд высших иерархов продолжает высказываться против такого жесткого разграничения пространства, — это не более, чем инерция ельцинского десятилетия. По отношению к светскому государству у «церкви большинства», по существу, нет выбора, — поскольку сохранить прямую патерналистскую поддержку со стороны государства в новом веке ей не удастся. Ведь эта поддержка и при Бориса Ельцине была не следствием намерения государства развивать «симфонию властей», а следствием временного и внеправового чувства вины за большевистские гонения. Поэтому — либо договор, либо — «полное отделение» в соответствии с Конституцией. Так называемый «новый социальный контракт», который идеологи путинской администрации предлагают заключить с каждой крупной общественной группой, корпорацией, в случае с Церковью должен принять форму документа. Напомним, что в НГ-религиях подробно излагалась эта проблематика еще в статье А.Морозова «название»№ 1998, а в 2000 году с этих позиций выступил Александр Щипков.

Что ожидает закон о свободе совести? Этот закон дался в результате четырехлетней борьбы (1993-1997 гг.). Все помнят также, что этот закон содержит ряд совершенно уязвимых норм, которые посыпались бы при первом же рассмотрении в Конституционном суде. Эти нормы устояли только из политической целесообразности, которую диктовала власть. Но сейчас и у власти другая целесообразность. Очевидно, что и РПЦ, позиционируя себя как «корпорацию публичного права», по существу, закладывает основы другого закона. Как справедливо подчеркивают юристы, выделение в преамбуле закона «традиционных» религий — в правовом смысле очень плохое основание для каких-либо преференций. Преамбула вступает в противоречие с другими статьями этого же закона. И это значит, что закон будет пересмотрен в новом десятилетии.

Будет ли создан единый государственный орган по взаимодействию с религиозными организациями («Министерство по делам культов»)? Логика этой проблемы такова: православие и ислам в России являются слишком значительными политическими факторами, чтобы поручить их ведению, как это сделано во многих странах, Министерства культуры.

В то же время — может ли долго сохраняться, когда новыми религиями у нас ведает МВД, исламом — ФСБ и Совет Безопасности, а православием — администрация Президента? Эта схема может действовать еще долго, но она, конечно, временная. Лучшее решение было предложено в «НГ» Александром Щипковым — вместо громоздкого министерства создать институт полномочного представителя Президента по делам религий с небольшим, но сильным экспертным аппаратом. Такой полпред — в силу прямого подчинения Президенту — мог бы проводить активный и политически эффективный курс.

В чем содержание этого курса? Главный, фундаментальный его вектор: развести государство и Церковь.

Церковь должна самоидентифицироваться в зоне общества и выйти из зоны власти, государства. Это очень сложный дрейф. Для Русской Церкви это событие исторического порядка, поскольку затрагивает глубокие основания восточного христианства, византийского опыта. С одной стороны, это правовая проблема, это предмет для достаточно долгого диалога о том, как каноническое право, нормы Вселенских соборов, обязательные для каждого христианина, согласуются с нормами гражданского права. С другой — это политический вопрос, поскольку имеются взаимные ожидания. Церковь рассчитывает на «соработничество» с государством по очень многим пунктам, как заявлено в социальной доктрине, принятой на Архиерейском соборе в 2000 году. Власть, безусловно, рассчитывает, что претензия Церкви на то, что она является институтом, легитимизирующим морально-общественные ценности, реализуется в конкретной политике, в социальной работе.

Сложность дрейфа видна на проблеме так называемого «социального служения». Власти светского государства ожидают, что Церковь будет в первую очередь партнером государства в социальной политике, во многом подспудно ориентируясь на западные образцы социальной работы христианских организаций. Между тем, доля восточного христианства так называемая «социальная работа» — это вопрос экклезиологии. Диакония, т.е. социальное служение, имеет сакраментальный смысл. Это означает, что более масштабная, чем ныне, социальная активность Церкви, не может быть достигнута без богословского обоснования. Ответ Церкви на этот и ряд других запросов не может быть формальным, не может заключаться только в политических заявления первоиерархов.

Второй вектор — экономический. Очень трудно себе представить, что Церковь — являясь крупным экономическим субъектом в современном государстве, сможет отстоять идею о том, что все средства церковных бюджетов — это жертва. И, как пожертвования, они находятся как бы в зоне иной экономики. Вообще говоря, эта «иная экономика» может стать легитимной только в случае правового установления рамок Церкви как корпорации публичного права. Понятно, что в известных пределах специфика обращения денег в Церкви будет признана государством. Речь идет не о кассовых аппаратах в храме, а например, о согласования сфер бизнеса в которых участвует Церковь, о долевом участии государства в финансировании реконструкции храмов и монастырей и др.

Книгоиздание, туризм (паломничество), видеопродукция и, разумеется, производство собственно культовых предметов — это не вызывает вопросов. А вот обработка алмазов? Производство украшений? Или — например, строительство современных гостиничных комплексов и — тем самым — офисных центров? Отметим здесь, что розлив источниковой воды, осущественный в нескольких епархиях (самая известная «Святой источник») — не вызвал в обществе никаких волнений, в то время как производство золотых украшений твердо ассоциируется с криминалом. В любом случае, важная часть государственно-церковных отношений — это новые механизмы инвестирования в масштабные проекты.

Сюда же примыкает и так называемая «имущественная проблема». Правительственной комиссии во главе с Андреем Себенцовым Президентом поручено провести инвентаризацию этой сферы. Ее результаты очень важны, но они не снимут главной проблемы — проблемы собственности. Церковь хотела бы получить земли и здания в собственность. Возможно ли это без того, чтобы Церковь выступила с политической поддержкой введения собственности на землю в целом? Это достаточно острый момент.

В 2000 году на страницах «НГ-религии» неоднократно обсуждались политический, экономический и — хотя и в меньшей мере — правовой аспекты нового курса в государственно-церковных отношениях. В 2001 году дискуссия должна сосредоточиться на узлах. В рамках этой статьи их можно перечислить только списком:

1. Инвентаризация реестра монастырей и соборов, имеющих значение общенационального достояния. Оценка долевого участия государства в их поддержке.

2. Создание общенационального фонда поддержки Церкви с открытым, прозрачным бюджетом и отчетностью.

3. Создание профильных фондов, направленных на социальную работу (заключенных, беженцы, больные алкоголизмом и наркозависимостью, одинокие старики и инвалиды и др.).

4. Поддержка русской духовной миссии за рубежом.

5. Правовое положение священников и членов их семей., особенно детей в случае ранней смерти родителей.

Церковь в пространстве российского гражданского общества — вот главная проблема нового десятилетия с точки зрения государственно-церковных отношений. Что с неибежностью прозойдет в самой Церкви в ответ на вызов второго постсоветского десятилетия?

Во-первых, существенные изменения в высшем церковном управлении. Речь идет не о канонических основах власти в Церкви, а о системе церковной администрации. Как показал Алексей Беглов, она была устроена по-разному после восстановления патриаршества.

Сегодняшняя система синодальных отделов подлежит полному пересмотру. Отдел по социальному служению, созданный когда-то для распределения гуманитарной помощи от западных христиан, практически не существует и не может ответить на развертывание социальной работы, диаконии на новом этапе. Два плохо связанных, если не враждующих источника информации о Церкви — канцелярия Патриарха и ОВЦС, — должны быть заменены одной — и активно работающей с обществом — информационной службой. Без собственного политико-правового центра Патриархия не сможет вести обеспечить диалога с властью по принципиальным вопросам. Какие формы примет реформа синодальных структур трудно предсказывать, поскольку это зависит от того, кто именно будет ее проводить. Одно несомненно, сегодняшняя система церковного управления является рудиментом советского периода, когда Патриархия, в условиях «эпохи выживания», минимизировала свои функции. Самый характерный пример «советскости» — Отдел внешних церковных сношений. Именно в силу того, что в советский период международная активность церкви (т.е. участие в «борьбе за мир») была единственным мостом между МП и светскими властями, — ОВЦС взял на себя функции и политико-правового центра МП. Сегодня это совмещение фунцикй МИДа и Политико-Правового управления в одном отделе является полным архаизмом.

Патриархии придется избавиться от старых фондов поддержки и создать новые. Альтернативы созданию системы новых крупных фондов, причем специализированных на поддержке конкретных церковных объектов и проектов, — нет. Вообще решение проблем церковной экономики потребует создания какого-то органа в высшей церковной администрации, точно так же как необходимость введения церковного суда потребовало создания специальной комиссии.

В новом десятилетии, несомненно, вновь встанет вопрос о создании общенационального мирянского движения. В первой половине 90-х годов эта попытка закончилась неудачей, поскольку она объединила только крайне правые круги на основе антимодернизаторской идеологии. Теперь настали иные времена и речь должна идти не о политическом, а о социальном движении, может быть, даже «волонтерском».

Надо понимать, что эти и другие необходимые перемены сдерживаются, конечно, не только косностью духовенства. Практически все возможные формы социального бытия Церкви в условиях современного секулярного государства вступают в противоречие с глубоко укоренным в Православии сакральным пониманием социальности. Это противоречие могло бы быть преодолено Русской Церковью в начале века, вскоре после Поместного собора 1917-1918 гг. Исторические обстоятельства оборвали этот процесс. Поэтому в наступающем десятилетии потребуются огромные интеллектуальные усилия, чтобы обосновать — философски, политически, юридически — бытие Церкви в современном государстве.

 

Источник: "Соборность", 28 декабря 2000 г.

Актуальная репликаО Русском АрхипелагеПоискКарта сайтаПроектыИзданияАвторыГлоссарийСобытия сайта
Developed by Yar Kravtsov Copyright © 2016 Русский архипелаг. Все права защищены.